В частном доме        29.06.2020   

Верушка модель биография. Символ веры. Рождение супермодели Верушки

Вера фон Лендорф прошла непростой путь от аристократки и заключенной до первой супермодели в истории моды. Вера добавила к имени уменьшительный суффикс и стала Верушкой. Именно под этим именем она достигла высот в модельной карьере и прославилась. Но потом Верушка ушла в сторону от настоящей коммерческой моды и предпочла искусство.


Фотографии Верушки являют собой прекрасный пример соединения моды, модельного бизнеса и настоящего искусства, а посему служат источником вдохновения для многих дизайнеров, фотографов и моделей. Ей посвятили коллекции – Карл Лагерфельд, Michael Kors, Helmut Lang, Paco Rabanne и другие, а косметический бренд «MAC» даже выпустил губную помаду Veruschka.



Вера родилась 14 мая 1939 года в семейном поместье в Кёнигсберге (ныне Калининград, Россия) в аристократической семье. После окончания школы поступила в училище, которое готовило художников по ткани для текстильных комбинатов. Только обстановка учебного заведения оказалась слишком непростой и она отправилась во Флоренцию, чтобы обучаться рисованию. В конце 1950-х годов Верушка захотела создать образ идеальной девушки, увидев которую однажды, будет невозможно забыть никогда.




Рассказывать подробную биографию Верушки нет смысла, про нее написаны многочисленные статьи и сама супермодель давала интервью и даже написала книгу «Верушка. Моя жизнь», которая доступна на русском языке во многих магазинах, как в печатном, так и в электронном виде. Поэтому непросто добавить нечто новое в историю Верушки. Давайте лучше посмотрим фото модели…












«71-летняя модель Верушка возвращается на подиум», «Легендарная модель 60-х возглавила парад пенсионеров», - что за чушь! Верушка брезгливо отшвырнула газету и нетерпеливо закурила. Участие в Лондонской неделе моды оказалось полнейшим провалом, она и сама это сознавала, но зачем же так трубить про ее возраст? Лежащая на столе газетная фотография, казалось, говорила за себя: нелепый макияж, платье с глухим воротом, на голове розовое боа.… Разве так выглядят почтенные графини? А все из-за пройдохи Жиля - этот скользкий очкастый тип заманил ее в свое шоу, чтобы выставить на посмешище и поднять собственный рейтинг.

Нет, она, Вера Готлиб Анна фон Лендорф этого не допустит. Сейчас она позвонит Жилю Дикону и выскажет все, что она о нем думает! Сощурившись, Верушка начала щелкать кнопками телефона. Пару раз попав не туда, блуждая в потемках гнева и близорукости, она наконец наткнулась на щебечущий голосок помощницы дизайнера, который попросил подождать. В трубке заиграла какая-то мелодия. Это была одна из тех внезапно-упоительных мелодий, знаменующих начало или конец фильма, эпизод чьей-то жизни или смерти. Для самой Верушки эта музыка за какие-то две минуты стала чем-то большим - большим, чем она сама и чем этот несчастный Жиль, который вот-вот подойдет к трубке и начнет на своем безупречном английском стряпать ей комплименты. Тогда она точно не выдержит. Верушка поспешила повесить трубку.

В конце концов, она потомственная немецкая аристократка, и все эти - скандалы и выяснения отношений ей ни к чему. «Быть выше обстоятельств», - учил ее и двух ее сестренок отец - граф Генрих фон Лендорф-Штейнорт. Заботливый, внимательный, он, бывало, сажал своих крошек на колени и раскрывал перед ними книгу, прижимаясь губами к их теплым макушкам. А то и вовсе затевал чехарду по всему фамильному особняку, пока бросившиеся врассыпную маленькие леди не попадались на глаза более строгой и приземленной фрау Лендорф. Вот уже кому было не занимать аристократизма и светскости! Трое родов ничуть не испортили ее изумительной фигуры…

Мысль о четвертой сестре, рожденной ее матерью в тюрьме, куда они попали после казни отца, не хотела укладываться в Вериной голове. Ибо за этим дитя, только что вынырнувшим из глубин Вериной памяти, стояла строчка из прощального отцовского письма: «Ребенок, которого я никогда не увижу». Сейчас сестре уже 67, у нее своя семья.… Но она осталась неотъемлемой частью расколотого пополам мира, той темной его стороны, куда Вера предпочитала не соваться даже в мыслях. Ей сейчас так нужны были свет и тепло родительского дома, где даже портреты родоначальников клана Лендорф по-прежнему висели на своих местах, откуда можно было сбежать в тенистый сад или на Мазурское озеро.

…Стоя по колено в воде, вовлеченные в ведомую им одним игру, они с отцом ловили солнечных зайчиков на прибрежных камнях, считали блики на шлифованной гальке. Отец, будучи удивительно тонким и чутким наблюдателем, учил крошку Веру понимать и чувствовать природу.

В дань безграничной любви к отцу Вера потом поступит в художественную школу, займется боди-артом и будет маскировать свое тело под те же обожаемые ею камни. Вот только отец об этом не узнает. Не узнает он и о том, что она стала знаменитой на весь мир моделью Верушкой. Интересно, что бы сказал граф, если бы увидел свою дочь, выделывающую акробатические пируэты обнаженной посреди дикой саванны? Или залезшую на дерево, подобно гигантской гусенице, всю черную от гуталина? Наверное, он бы улыбнулся своими полными, идеально очерченными губами и попросил ее быть скромнее. Ведь если кто из семьи Лендорф и был против Вериной карьеры, так это ее мать. Прямая, чопорная, идеальная немецкая жена, она желала своим девочкам в будущем той же участи…

Что ж, три из четырех дочерей пошли по ее стопам: обзавелись мужьями, нарожали детей. И только одна из них пожертвовала личным счастьем ради карьеры. Одиннадцать обложек «Вог» - шутка ли? Вера взглянула на маячивший перед ней газетный снимок, взяла его в руки и одним махом выбросила в ведро. Заполнять собою мусорные баки - вот на что она потратила свою жизнь!

…Граф Штейнорт закончил свою жизнь на виселице после участия в покушении на Гитлера. Глядя, как мать читает последнее письмо от отца, написанное им в тюрьме, пятилетняя Вера мало что понимала.

Это потом, из книги об отце она узнает подробности казни, из случайных детских воспоминаний сложит тот чудовищный паззл.

С казнью графа их положение только ухудшилось: фамильный замок и имущество конфисковали, а беременную фрау Лендорф с тремя малолетними дочерьми отправили в тюрьму. Однако ни ужасы тюремного быта, ни нищета не сказались на Вере так, как вид крошечного помещеньица с подвешенным к потолку крюком. Спустя 60 лет она посетит место казни отца и оттуда ее без сознания вынесут на руках.

После освобождения из тюрьмы наступили годы скитаний. Под измененными фамилиями они уже впятером (родившуюся в тюрьме крошку назвали Катариной) кочевали по родственникам и знакомым в поисках приюта. За это время Вера успела сменить 13 школ, среди которых был даже женский монастырь. Между прочим, разглядывая свою долговязую фигуру в зеркале, 14-летняя Вера всерьез помышляла стать монахиней. Комплексы, комплексы не давали ей покоя ни днем, ни ночью. Они будто ставили ей подножку, и она спотыкалась в самых неожиданных местах. Длинные руки висели, как плети.…

Как же она мечтала быть похожей на одну из голливудских кинодив или хотя бы на старшую сестру Нонку - единственную, кто унаследовал грацию и утонченность матери, сдержанный аристократизм отца. Рядом с ней Вера чувствовала себя гадким, никому не нужным утенком. Поэтому когда знакомая матери - фотограф предложила Вере попозировать, она отрицательно покачала головой и попыталась спрятаться. Снимки в итоге были сделаны, и один из них даже попал на обложку журнала «Констанце». Но это ровным счетом ничего не значило. Вера была уверена, что все это подстроено ее матерью, которая уже извелась, глядя на свою закомплексованную дочь. Конечно, ни о какой карьере модели не могло быть и речи. Однако судьба распорядилась по-своему….

Учеба в художественной школе в Гамбурге, занятия живописью и многочисленные выезды на пленэр Вере порядком наскучили. Ей захотелось попробовать что-то новое и она по совету фотографа Уго Муласа, с которым случайно познакомилась во Флоренции, стала подрабатывать моделью. Надо сказать без особого успеха. Девушку с ростом 1.86 и телом андрогина не очень-то хотели снимать. В темной одежде она ходила мрачной тенью по кастингам и везде слышала только одно: «Вы не подходите». Она уже было подумала, что карьера модели не для нее, но…

Внезапный телефонный звонок прервал ее размышления. «Наверное, это Жиль - хочет извиниться за свою подлость», - подумала Вера и сняла трубку.

Это донна Вера? - спросили на том конце провода.

Да, это я, - своим привычным хриплым баском ответила она. Наступила микроскопическая пауза, за которую Вера успела подумать о том, что надо бы бросить курить. Иначе она рискует лишиться голоса и шептать наедине с самой собой всю оставшуюся жизнь.

О, cara mia, Верушка! Это я, твой Франко! - все возрастающая волна восторгов захватила невидимого собеседника и теперь грозила смыть ее саму. — Ну что ты молчишь, ответь же что-нибудь. Может, ты не помнишь своего Франко?

Забавный итальянский акцент, примешанный к старательному английскому, вывел ее из себя и она рассмеялась. Конечно, она помнит. Как забыть. Хотя они не виделись лет 40, она до сих пор хранила в памяти их первую встречу - там, в Риме 1963-го, в крошечной фотостудии, куда фотограф «Вог» Франко Рубартелли пригласил ее, начинающую модель, и предложил сотрудничество. К тому моменту Вера из скромной арийской девушки уже успела преобразиться в русскую златовласку Верушку. На выдуманную ею легенду о славянском происхождении и на необычно-броское имя теперь охотно клевали многие фотографы и агенты, среди них оказался и Рубартелли.

Он сразу увидел в ней будущую звезду - ну если не звезду, то неординарную личность точно. Он был старше ее на два года. Его детские мечты стать офицером флота, как отец, разбились об реальность. С карьерой дипломата тоже ничего не вышло. После смерти отца он вообще потерял жизненный ориентир. Еще будучи студентом Кембриджского университета, в одном из Лондонских пабов он познакомился с хорошенькой официанткой по имени Франсуаза, которая очень скоро стала его женой. А потом так же скоро наставила ему рога с каким-то фотографом. Узнав об измене жены, Рубартелли был вне себя. Хотел убить обоих любовников. Но вместо этого почему-то пошел в близлежащий магазин и купил старый фотоаппарат «Лейка». Все еще сходя с ума от ревности, отвез ничего не подозревавшую Франсуазу на пляж, загнал в воду и заставил искупаться в море прямо в одежде.…

Из 36 непрофессиональных кадров он выбрал только один и отослал его редактору «Вог» Диане Вриланд. Все вокруг, включая саму Франсуазу, утверждали, что у него ничего не выйдет: снимки хороши, но с высокой модой ничего общего не имеют. Пришедший через неделю конверт поверг в шок и Франсуазу, и ее любовника-фотографа, и самого Франко: американский «Вог» предлагал ему контракт на миллион долларов!

Слушая все это, Вера молчала и улыбалась. Ее собственные откровения, казалось, звучали как-то робко и неискренне. На самом деле она думала только об одном. Глядя на этого немного неотесанного итальянца, постепенно вовлекаясь в магнитное поле его жгучих глаз, она чувствовала нечто, что нельзя было назвать любовью. Скорее это была страсть -внезапная и такая мучительная для ее неопытного юного сердца. В тот вечер, забыв про все правила приличия, она неожиданно для себя сказала: «Я не хочу возвращаться в гостиницу. Я хочу остаться с тобой». Хотел ли этого Франко? Как выяснилось потом, он был ошеломлен поведением юной леди, так просто и недвусмысленно предложившей себя едва знакомому мужчине. Однако за 9 лет их совместной жизни это была не единственная Верина странность…

- Верушка, я хочу тебя поздравить с очередным дебютом. На этой неделе моды ты была лучшей. Лучшей, слышишь меня? - доносилось из трубки. Вера не верила своим ушам. С каких это пор Рубартелли начал ей льстить?

Ты лжешь, старый ловелас, ты прекрасно видел, во что превратилась твоя стеллина. Кстати, сам-то ты по-прежнему предпочитаешь молоденьких…

О чем ты? Я ничего не слышу, плохая связь…

Не отпирайся, я все видела своими глазами.

Что ты видела? Где? - крик в трубке сменился кашлем.

На твоей странице в facebook! Сколько этих венесуэльских шлюх ты уже перелапал? Я знаю, что ты сбежал в Венесуэлу только ради них. «Самых красивых на земле», - как ты однажды изволил выразиться. Так вот, в следующий раз, если захочешь мне позвонить, найди более подходящий повод! Вера нажала на «сброс». Как он вообще смеет ей звонить после стольких лет молчания? Да еще поздравлять с участием с шоу, о котором она предпочла бы забыть? Слава Богу, у нее хватило ума не выходить за этого итальянца замуж. А что бы было, если бы она родила от него ребенка - маленького черноволосого постреленка, ворующего на базаре фрукты и дергающего кошек за хвосты?

…Об ее ногу кто-то потерся, а потом протяжно взвыл. «Господи, я же совсем забыла накормить своих деток! Сейчас, сейчас мои дорогие…», - Вера, как заправская няня, начала стряпать в кастрюльке еду, нашептывая самые ласковые словечки, какие только знала. Тем временем на ее маленькой кухне собралось все честное семейство - 13 кошек и 2 собаки. Они давно стали частью ее жизни, в них она была уверена, как в самой себе. Вот кто ее не обидит и не предаст! Закончив со стряпней и разложив все по тарелкам, Вера перевела дух. В последнее время ее мучила тяжесть в груди. Последствия многолетнего стажа курения. Ничего не поделаешь. Вера привычным жестом достала таблетку.

Разговор с Рубартелли не выходил у нее из головы.

«Любовь рождается, живет и умирает. И вам повезло, если ваша любовь превратилась в дружбу, потому что слишком часто она превращается в ненависть», - эти слова, сказанные однажды Рубартелли, она сначала не приняла всерьез, но сохранила в памяти на случай, если они вдруг понадобятся.

Кажется, этот момент как раз настал. А ведь она когда-то была так счастлива…

В то утро, после первой совместной ночи с Франко, она распахнула окна номера крошечной гостиницы в центре Рима. Ей хотелось кричать о своем счастье на весь город, кричать, что есть сил, пока не распахнутся ставни в доме напротив, и какая-нибудь добропорядочная итальянка не погрозит вызвать полицию. К счастью, ничего такого не произошло. А даже если бы и произошло, это нисколько не омрачило бы ее настроения. Отныне она была влюблена в Рим и строила планы о том, как останется здесь навсегда, как они с Франко снимут мансарду, где она сможет заниматься живописью, а он - фотографией.

…«В Риме меня больше ничего не держит. Завтра я отправляюсь на Багамы. Если хочешь, ты можешь поехать со мной», - заявил за обедом Франко. Конечно, она хочет. Ведь здесь ее тоже ничего не держит, если рядом нет его.

Две недели на Багамах пролетели как сон. Верушка много купалась, почти не вылезала из воды, чувствуя себя в ней, как в колыбели. Лазурный океан поглощал ее тело, тогда ей впервые захотелось раствориться в нем без остатка, избавиться от своей физической оболочки, но при этом продолжать жить.… Когда же она выходила на берег, то не могла оторвать глаз от диковинных цветов. Ей необходимо было стать частью развернувшегося перед ней великолепия - цветком, животным или простым камнем, и в то же время остаться человеком, единственной из людей, кому это было доступно.

В один прекрасный день, смешав краски, Верушка точными мазками начала наносить их на свое обнаженное тело.

«Ну и кем ты хочешь быть?» -спросил ее Рубартелли.

Он сам вдохновил ее на этот эксперимент и теперь следил за тем, как преображается тело его подруги. Нетерпеливо сжимая фотокамеру, он ждал тот заветный момент, когда работа будет закончена и можно будет нажать на кнопку.

Вскоре фотографии модели Верушки, загримированной под гепарда, легли на стол редактора «Вог» Дианы Вриланд и больше его не покидали. Заказы посыпались как из рога изобилия. Теперь Вера сутками находилась под прицелом камеры Рубартелли и при этом не ощущала никакой усталости. Взяв в руки зеркало, она изучала свое тело, искала нужный ракурс, проверяла, правильно ли выставлен свет.

Иногда неудовлетворенная результатом, Вера впадала в депрессию: детские страхи и комплексы выходили наружу, не давали радоваться успехам. Рубартелли, потрясенный поведением своей музы, пытался ее утешить, но Вера была непреклонна. Снова и снова она запиралась в студии, уже без Франко, но не для того, чтобы работать, - просто ей как в детстве хотелось побыть одной. В такие минуты она вспоминала отца, анализировала свою жизнь, которую ее мать называла не иначе как «дешевой» и «беспутной». Но это была ее жизнь и только она могла ею распоряжаться. Через несколько часов Вера открывала двери студии, куда влетал карауливший ее все это время Рубартелли. Бросившись к ногам своей суперновы, он обещал взять отпуск, поехать с ней в любую точку мира и даже остаться там навсегда… Она же хотела только одного - продолжать работать.

Работа моделью стала для нее не просто средством заработка, но откровением - откровением о самой себе, о своем теле, по-прежнему таящем множество неизведанных сокровищ.

«Кстати, - обращалась Вера к все еще стоящему на коленях Рубартелли, - что на этот раз придумала для нас наша любимая Диана?». «Съемки в диких джунглях, вылет завтра в 5 утра», - целуя ей руки, шептал он.

Эти съемки в Южной Африке чуть не оказались для них последними. Увлеченные процессом, они не заметили приближения львицы с детенышами, которая в качестве основного блюда уже выбрала полуголую Верушку. Кто-то из съемочной группы увидел затаившегося в кустах зверя и подогнал джип. Побросав реквизит, они с Рубартелли уже через две минуты мчались по выжженной солнцем саванне, ветер обдувал их разгоряченные лица, и все произошедшее казалось дурным сном. Но тут им дорогу преградило стадо зебр. Обезумевшие животные оглушили своим топотом, их наскоки на хлипкий джип становились все агрессивнее. Перепуганная Вера уже прощалась с жизнью, она была уверена, что это конец. Но это был не конец.

Помешанная на натуральных съемках Вриланд вскоре отправила их в Антарктиду, где на фоне бескрайних снегов Вера демонстрировала достоинства новой шубы и едва не подхватила воспаление легких. Но одна съемка запомнилась ей особо.

…раннее летнее утро 1968 г. Пустыня Аризоны. Вся съемочная группа суетится вокруг Верушки, спелёнутой, как дитя, и перетянутой кожаными ремнями. Позади - неделя напряженной работы и десятки метров самой лучшей ткани, которую знаменитому дизайнеру Джорджио ди Сант’Анджело удалось превратить в роскошный кокон. В него-то и завернули Верушку. Ни живая, ни мертвая она стоит посреди пустыни под нещадно палящим солнцем и ждет, когда Рубартелли сделает тот единственный кадр, который покорит всех.

Ее онемевшее тело пронзает жгучая боль. И вот, о чудо, Рубрателли машет ей рукой, это значит, что всем ее страданиям пришел конец. Не спеша, как на замедленной пленке, он приближается к ней, но вдруг его лицо начинает мрачнеть, черты искажает испуг. У него на глазах его несравненная Верушка падает, как срубленное дерево - падает ничком прямо на острые камни! «После таких падений не живут, - сказал склоненный над очнувшейся Верой доктор, - но вам повезло, у вас был хороший бронежилет». Не слушая его слова, Вера потребовала немедленно принести зеркало - ей нужно было убедиться, что с ее лицом все в порядке. «Не волнуйтесь, на вас нет ни синяка, ни ссадины. Повторяю, вам крупно повезло», - сказал доктор и бесшумно удалился. «А что с фотосессией? У тебя получился тот кадр?» - Вера перевела взгляд на стоящего рядом Рубартелли. «Все в порядке. Снимки уже в редакции. Диана в восторге», - тихо ответил он.

«Еще бы она не была в восторге», - подумала Вера. Кадр, сделанный за несколько минут до обморока будет опубликован в «Вог» и станет культовым — настоящей классикой фотоискусства.

Однако мировая слава настигла модель Верушку гораздо раньше - в 1966-ом, после выхода на экраны фильма «Фотоувеличение» Микеланджело Антониони. А ее пятиминутное появление в кадре было признано самой эротичной сценой в истории кино. Страшно подумать, что всего этого могло и не быть, послушайся она Рубартелли. Узнав, что Верушка собирается сниматься в кино, он строго-настрого запретил ей даже думать об этом. На самом деле Рубартелли был взбешен - считая Верушку своей собственностью, он не мог смириться с тем, что она выходит из-под его контроля. «Ты не имеешь права мною распоряжаться. Ты мне никто!» - крикнула напоследок Вера и хлопнула дверью.

Прибыв в Лондон, Вера тут же оказалась на съемочной площадке. Хотя ее собственная сцена была эпизодической, и до нее было еще далеко, она жадно впитывала все происходящее. Вот из-за угла на шикарном авто, безразлично полуобняв крепкой рукой руль, выехал главный герой. Неторопливо припарковавшись, он выпрыгнул из машины и оглянулся. Его взгляд не был направлен на кого-то в отдельности, но заключенная в нем печаль могла быть связана только с одной из присутствующих - с моделью Верушкой. Будто услышав ее мысли, он уже открыто посмотрел в ее сторону и, улыбнувшись, скрылся в дверях павильона. В тот раз Вера вернулась к себе в номер раньше обычного.

Странный молодой актер по имени Дэвид не выходил у нее из головы.

Скоро им предстояла совместная сцена, и Вера с ужасом представляла, как будет разыгрывать перед ним страсть. Точнее, разыгрывать ничего не придется. Страсть и так была написана у нее на лбу, когда она видела, как полуобнаженный Дэвид обменивается ласками с Ванессой Редгрейв или кувыркается в компании малолетних шлюх. То, что одной из них была восходящая звезда Джейн Биркин, ей было все равно. Верушка вообще была приглашена сюда на правах суперзвезды и делить с кем-то свою звездность, а тем более приглянувшегося мужчину, была не намерена. И вот наступил день Икс. Вера с самого утра стояла у зеркала, рассматривала свое лицо, в двадцатый раз расчесывала волосы.

Ее невесомое черное, расшитое бисером и стеклярусом платье казалось ей триумфом эротики и вкуса. Его вообще сложно было назвать платьем - скорее условностью, от которой в нужный момент можно было с легкостью избавиться.… На съемочной площадке царила суета. Артист Дэвид Хеммингс, одетый в мешковатую синюю рубаху, тоже не сидел на одном месте. Порывистость, нетерпеливость всегда были в его репертуаре. Но на этот раз он выглядел особенно взволнованным. Вера же наоборот, как никогда, чувствовала себя в своей тарелке. Когда раздался крик «Мотор» она уже стояла в центре комнаты, смеряя мельтешащих перед ней людей фирменным взглядом высокородной особы, который скопировала у матери. Ей не терпелось начать любовную игру, прописанную по сценарию и столько раз отрепетированную в мыслях.

Однако ей пришлось ждать. По техническим причинам съемки задерживались. И к тому моменту, как режиссер дал сигнал, Вера с видом загнанного олененка сидела на полу и едва не плакала. Дэвид, прижав к щеке фотоаппарат, смотрел на нее своим внеземным взглядом, и ей только оставалось догадываться, что же он означает.

«Ребята, соберитесь!» - крикнул Антониони и включил камеру. Дэвид и Вера бросились друг к другу, совершенно забыв про сценарий. «Стоп!» - рявкнул режиссер, и все пришлось разыгрывать вновь - не спеша, осторожно раскачивая лодку обоюдного вожделения, направляемую очередной командой режиссера. «Ляг на пол, а ты сядь на нее сверху, вот так!» - раздавалось откуда-то издалека. Но Вера уже целиком и полностью находилась во власти Дэвида. Именно он был ее единственным рулевым и единственное, о чем она жалела, это то, что они оставались в одежде. Однако ее счастье длилось недолго. Насытившись ею, Дэвид вставал и цинично перешагивал через ее распростертое тело.

«Снято!» - устало тянул режиссер. А Вера какое-то время продолжала лежать на полу, раскинув руки и думая о том, что ее любви пришел конец. Послезавтра она вернется домой к Рубартелли, и все останется по-прежнему. Конечно, у нее еще будет крошечный эпизод с Дэвидом, где на его «Крошка, я думал, ты в Париже!» она скажет всего одну фразу: «Я в Париже» и исчезнет - исчезнет из его жизни навсегда.

Когда Вера вернулась в Рим, Рубартелли устроил ей чудовищную сцену. Конечно, о Дэвиде он ничего не узнал, но его ревность распространялась на всех мужчин, с которыми Вера работала.

Пожалуй, единственный, кто не попал в список подозреваемых - Сальвадор Дали.

А зря. Этот полусумасшедший гений оказался настоящим чаровником. Окутывая Веру пеной для бритья, он открыто восторгался ее дрожащим от озноба телом, чуть ли не считал каждую покрывшую ее мурашку. А поскольку дело происходило на морозе, то с восторгами пришлось повременить и перенести перформанс в помещение. О том, что творилось за закрытыми дверями, Вера вспоминала со смехом и грустью одновременно. Распаленный страстью и размаянный Дали едва не заснул рядом со своим творением - покрытой с ног до головы бритвенной пеной, колышущейся, как студень, моделью Верушкой.

Хотя работа с Дали прибавила ей популярности, Вера и так не знала, куда деться от наглых и пронырливых папарацци. Каждый ее шаг сопровождался сплетней, каждую ее работу дополнял слух. Немецкие газеты окрестили ее «вундерфрау» и «голой графиней», итальянские - «цаплей», французские - андрогином. Кстати, в Париже из-за ее высокого роста к ней так и обращались: «месье». Но все это казалось пустяками по сравнению с тем, что творилось в ее личной жизни на самом деле. Однажды, держа в руках журнал со своей фотографией на обложке и читая новость о том, что она и Рубартелли живут, как два голубка, в Риме в собственном пентхаусе, Вера расплакалась. Ее мечте о собственном доме и семье так и не суждено было сбыться. И хотя они с Рубартелли по-прежнему были вместе, но походили они скорее на двух перелетных птиц, которым уже давно пора разлететься в разные стороны.

Замученная ревностью Франко, Вера начала ему открыто изменять. На самом деле ей хотелось свободы.

Ни бешеная популярность, ни заработок в $10.000 в день этой свободы не только не давали, но наоборот, закрепощали.

И тогда Вера переключилась на мужчин. Они дарили ей иллюзию выбора: покорить или покориться, умереть или остаться жить. Если бы только она встретила того, в ком смогла бы раствориться без остатка….

Однажды в Риме к ней на улице подошел молодой человек и представился Питером. «Зовите меня просто Пит», - доверительно приблизив к ней свое красивое лицо, сказал он, а его не знавшие отказа губы растянулись в улыбке. «Еще один Казанова», - подумала Вера и ускорила шаг. «Подождите, ну куда же вы? - молодой человек зашагал с ней рядом, - вы не так поняли. Меня зовут Питер Фонда. Я сын режиссера Генри Фонда - слыхали о таком? Я бы хотел пригласить вас в ресторан. Прошу вас, не отказывайтесь!» - в голубых глазах юноши читалась грусть и даже боль. «Да вы еще и артист!» - не без сарказма заметила Вера. Записывая свой номер телефона прямо на его нетерпеливой ладони, она нарочно поменяла местами две последних цифры. Просто ей вдруг показалось, что с этим юношей - избалованным сынком знаменитого отца, у нее не может быть ничего общего.

Каково же было ее удивление, когда на следующий день в холле отеля, в котором она снимала номер, она обнаружила Питера. Тот дремал в глубоком кожаном кресле, одной рукой сжимая роскошный розовый букет. Верушка хотела незаметно пройти мимо, но вдруг услышала уже успевший стать знакомым голос: «Это для вас!». Питер протягивал ей букет, щуря светлые, со слипшимися ресницами глаза, и все в нем дышало той невинной, еще непробужденной страстью, которая захватила Веру и уже ее не отпускала. В тот вечер они оказались в ресторане. Питер сыпал байками про своего знаменитого отца.

Оказывается, кумир миллионов, Генри Фонда, в быту был совершеннейшим тираном.

Решив, что Питер слишком худ, он принуждал его выпивать за ланчем целую кружку пива. А что с ним произошло после суицида жены - да он вообще стал вести себя отвратительно! Им с сестрой Джейн иногда хотелось сбежать из дому, подальше от этой мрачной, гнетущей атмосферы, которой окружил их отец.… Вера слушала и удивлялась. Когда-то она сама вздыхала над портретом черноволосого красавца со звучным именем - Генри Фонда. А теперь перед ней сидел его сын - плоть от плоти отец, разве что тоньше, изысканнее. Каждый жест - мелодия, каждый взгляд - песня. Не иначе, как он ее приворожил. Ведь к концу вечера Вера уже не мыслила без Питера своей жизни.

Позже, посмотрев фильм с его участием под названием «Трип», она поняла, что впала в зависимость. Чем больше она смотрела на Питера, тем больше узнавала в нем саму себя. Когда они лежали на двух узеньких, сдвинутых воедино кроватях в его номере, Вера не могла сдержать улыбки - даже их высокий рост (Питер был всего на несколько сантиметров выше) заставлял их одинаково ютиться и подгибать онемевшие от неудобства руки и ноги. Проводя пальцами по его волосам, она заглядывала в такие же небесно-голубые, как у нее, глаза и находила в них ответное чувство. И это было все, о чем она когда-либо мечтала. Так они провели еще несколько счастливых дней и ночей, но однажды утром Питер показался ей грустнее обычного. «Мне нужно вернуться в Лос-Анджелес», - сказал он и, немного помедлив, признался в том, от чего у Веры заныло в сердце. На самом деле он женат и у него есть ребенок. И теперь ему нужно вернуться в семью. Все это показалось Вере дурным розыгрышем. Ведь Питер еще молод, очень молод. А жена и ребенок никак не вязались с образом плейбоя, под которым Вера разглядела предназначенную ей одной судьбу. Тем не менее, очень скоро Питер отбыл в далекий, ставший враждебным Лос-Анджелес. Оттуда он постоянно звонил и писал, обещая взять развод, назначая свидания и снова их срывая.

Они встретились три месяца спустя в Париже. Вере показалось, что она видит перед собой другого Питера — загорелого, повзрослевшего, уверенного в себе. Здесь, под благодатным весенним небом, их чувства вспыхнули вновь, вот только огонь этот был по-осеннему беспощаден и недолговечен. Питер вновь заторопился - на этот раз на съемки. Становясь кинозвездой, кумиром юных девочек, он отдалялся от Веры еще больше.

Однако она по-прежнему ждала, когда он, прорвавшись сквозь скандирующую девчачью толпу, приедет на своем скутере, сдернет солнцезащитные очки и предложит ей наконец руку и сердце.

Ради этого она пожертвовала бы чем угодно, даже своей карьерой.… Вот только карьера самого Питера волновала его все больше. Фильм «Беспечный ездок» 1969-го нельзя было переоценить - он возвел его на вершину успеха. Если бы Питер только знал, как она ненавидела этот фильм! Он отнял у них самое ценное — время, за которое они могли бы насладиться друг другом так, чтобы хватило на всю оставшуюся жизнь. Из тех нескольких, сочтенных по пальцам одной руки встреч, что уготовила им судьба, она чаще всего вспоминала последнюю.

…. Июль 1971 г. Нью-Йорк. Они с Питером только что встретились в аэропорту и, обменявшись жаркими объятиями, спешили в самое сердце Манхэттена. Им не терпелось отпраздновать эту маленькую, невидимую миру победу, которую они на время одержали над злодейкой судьбой. Роскошный просторный лофт уже ждал двух влюбленных птенцов и готовился принять их в свое лоно… Внезапные голоса, смех, хлопки шампанского нарушили воцарившийся за потайными дверями покой. А все потому, что в их номер нежданно-негаданно ворвались приятели Питера во главе с его сестрой Джейн. Эта чертовка и подговорила всех устроить брату сюрприз, и весь оставшийся вечер Вера с тоской в сердце наблюдала за их вульгарными, дешевыми выходками. А Питер…. Он знал, что любое его прикосновение способно загладить любую, даже тяжкую вину.

«Это была не моя вина», - скажет он ей 27 лет спустя.

Во время работы над автобиографией Питер решит повидать свою давнюю пассию и заодно расставить все точки над «и», главной из которых окажется его категорическое нежелание на ней жениться. «Ты всегда была для меня прекрасной картиной, женщиной с роскошной обложки. Ради меня ты никогда не оставила бы свою карьеру. А если бы вдруг оставила, то это было бы преступлением, самым главным разочарованием для нас обоих». Глядя на постаревшего, пережившего два развода и так и оставшегося актером одной роли Питера, Вера подумала, что он прав.

Работа была ее единственным смыслом, благодаря ей она могла отделить себя от всех, стать эксцентричной, экзотичной, опасной - «женщиной с тысячью настроений и с сотней лиц», как окрестили ее все модные журналы. «Женщиной, на которую хотят быть похожими и с которой хотят быть», — вторили им ее поклонники. Сама она давно уже вышла за рамки привычной профессии модели и все свободное время проводила в занятиях боди-артом, любовь к которому она объяснила журналу «Playboy» так:

«Обычное человеческое тело меня не возбуждает. Гораздо интереснее, если я вдруг поменяю цвет кожи и превращу себя в животное или растение - ведь они намного красивее, ярче и разнообразнее, чем мы».

Подобные высказывания сходили ей с рук, а главное, были абсолютно искренними. Может, поэтому к началу 70-х Верушка стала самой фотографируемой моделью в истории?

Тогда, в 1971-ом, на ее горизонте вновь появился Рубартелли. Он предложил ей снять целый фильм. Вера назвала эту затею безумием - на съемки требовались огромные деньги, к тому же у Франко не было режиссерского образования. Но Рубартелли обещал все взять на себя. Влез в долги, даже занял деньги у собственной матушки и приступил к написанию сценария.

Получившийся в итоге сюжет отразил блеск и нищету их девятилетнего романа. Пожалуй, он вместил в себя целую жизнь - наполненную надеждами и ожиданием счастья, но в итоге разбитую вдребезги.

Наняв команду из профессионалов, Рубартелли смело взялся за дело - ему хотелось снять свою модель Верушку так, чтобы оставить ее красоту в веках, так, чтобы все последующие поколения ему завидовали. Просматривая отснятый материал, Вера подумала, что ему это удалось.

Увы, суровые судьи-кинокритики разнесли их картину в пух и прах. Взыскательные зрители от истории двух несчастных влюбленных тоже остались не в восторге. В итоге у обанкротившегося Рубартелли осталось два пути: бежать или лезть в петлю. Он выбрал первое. Так он очутился в Венесуэле, где постепенно начал все с нуля, женился, завел ребенка. В отличие от Верушки.… Вскоре ей тоже предстояло сделать выбор.

В 1971 году вместо Дианы Вриланд пост главного редактора «Вог» заняла Грейс Мирабелла. В самом ее имени Верушке уже чудилось что-то хищное, враждебное… Так оно и получилось. Грейс сразу невзлюбила Веру и поставила ей ультиматум - петь под ее дудку и менять имидж или катиться на все четыре стороны. Из двух зол Вера выбрала меньшее и покинула «Вог» навсегда.

Вернувшись домой в Германию, она впала в депрессию. Мать, как могла, утешала свою дочь, но состояние ее только ухудшалось. Детские страхи, необъяснимое чувство вины за гибель отца опустошали ее хрупкое тело. Вера угасала на глазах. И тогда фрау Лендорф решила прибегнуть к последнему средству - психотерапии. Оказавшись в кабинете врача, Вера не верила, что это происходит наяву, что сейчас она сядет в мягкое кожаное кресло и человек напротив, засучив белоснежные рукава халата, запустит руки в ее прошлое. Она уже хотела выйти вон. Но мысль о матери, которой дала слово выздороветь, заставила ее остаться. Человек напротив не просто копался в Верином прошлом, он заставил ее принести письмо отца, написанное за день до казни, и читать его вслух. Снова и снова Вера погружалась в эти дышащие болью строчки, слезы водопадами текли по ее щекам.

Пожалуй, это был самый жестокий сеанс психотерапии, но он дал свои плоды.

Вскоре Вера смогла вернуться к любимым занятиям: ведению дневника и живописи.

Знакомый фотограф Хольгер Трюльш предложил ей объединиться для одного волнующего проекта. «Деталей я пока не разглашаю. Ты скоро все увидишь сама», - сказал он. Вера, во всем доверявшая своему другу, тут же согласилась. Он отвел ее в свою студию, и она не смогла сдержать слез радости. Везде, где только можно, стояли ее любимые баночки с красками! Трюльш объяснил, что с Вериной помощью хочет сделать нечто экстраординарное - это будет новое слово в боди-арте и в фотографии. Вера была в восторге. Не теряя времени, они занялись смешиванием красок. Перед ними стояла новая, невиданная с обыденной точки зрения задача - замаскировать тело Верушки под обшарпанную стену, слить два физических объекта воедино.

Работа длилась целых 16 часов. За это время Верушка и Хольгер не сказали друг другу ни слова - любое неосторожное замечание могло сказаться на четкости мазка, а значит, свести на нет все их усилия. Наконец, Хольгер нанес на ее тело завершающие штрихи, и Верушка, уже с ног до головы покрытая краской, встала у стены. Состыковка с шершавой поверхностью произошла мгновенно. Трюльшу только оставалось нажать на кнопку фотоаппарата. Но он почему-то медлил.

«Что ты чувствуешь?» -спросил он. «Я растворилась, меня просто нет!» - не открывая глаз, отозвалась она. И это было правдой. Ведь она делала то, о чем мечтала всю жизнь - трансформировала и меняла свое тело, а вместе с ним трансформировался и менялся ее дух. Исчезали проблемы и страхи. А на смену им приходил покой…. С помощью Трюльша Верушка теперь каждый день превращалась в диких зверей, становилась камнями и деревьями. Их работы имели бешеный успех. Впервые о Верушке заговорили не только как о модели - обычной вешалке для одежды, но как о большой художнице.

…Вера потянулась к книжной полке и достала оттуда черный фолиант, на котором крупными буквами значилось: «Veruschka». Открывая его наугад, Вера всегда волновалась. Она никогда не знала, кто спрятался за ее именем на этот раз: чернокожий мужчина в строгом костюме, белокурая женщина с большим алым ртом или Будда?

Прибыв в Америку, Вера продолжила занятия боди-артом, примеряя образы других людей, искала себя в чуждом городском пространстве.

Нью-Йорк 90-х принял ее радушно. Совсем не так, как в тот далекий год, когда юная старлетка Вера Лендорф обивала пороги модельных агентств в поисках работы. На этот раз Вера решила отплатить за равнодушие любовью. Она посещала благотворительные вечеринки, делала социально значимые проекты, даже подкармливала нищих. Ее по-прежнему узнавали, ее именем называли бутики.

Она даже позволяла себе наплевать на возраст и сняться топлес в очередной фотосессии для очередного модного журнала или выйти на подиум. Мысль о Лондонской неделе моды и о собственной фотографии, валяющейся в ведре, теперь показалась ей забавной. Пожалуй, она была даже рада, что все так произошло. Было бы гораздо хуже, если бы культовая модель Верушка доживала свой век в забвении…

Часы пробили 5 вечера. «Что же я сижу?» - спохватилась Верушка. У меня же через полчаса назначено интервью!». Широким балетным шагом она подлетела к зеркалу и начала наводить марафет. Ведь ее интервьюером будет мужчина! Облачившись в белоснежный спортивный костюм, Вера вытащила из под кровати сапоги от Vivienne Westwood и повязала на голову бандану. Такой хиппи-шик ей был очень к лицу.

…Вера сидела за столиком с симпатичным молодым человеком и, отвечая на его вопросы, вспоминала пьесу «Дориан Грей», в которой она когда-то сыграла самого Дориана. Как бы она хотела обессмертить свою молодость! Чтобы все по-прежнему ее любили и боготворили. Она бы отдала за это все на свете, даже… Перехватив восхищенный взгляд юноши напротив, Верушка с облегчением подумала, что, пожалуй, ей это удалось.

Я превратилась в фаната­ Верушки с того момен­та,­ как она вплыла в кадр антониониевского «Фо­­тоувеличения» со слова­ми: «А вот и я». Ее царственное явление изменило моду. Но к моде, особенно современной, Верушка относится­ почти враждебно. Обижается, когда ее по старой памяти называют моделью. Еще больше обижается, когда называют первой супермоделью. Хотя, казалось бы, никому этот титул не подходит больше, чем ей, с ее невероятным для шестидесятых ростом, сорок третьим размером ноги, инопланетной андрогинностью и отрешенным меланхоличным взглядом.

Нынешняя Верушка предпочитает называть себя художником. И между модой и искусством возводит настоящую Берлинскую стену. Именно в Восточном Берлине она и живет, вернувшись на родину после многих лет, проведенных в Италии, Лондоне, Париже и Америке. И именно здесь она наконец согласилась со мной встретиться.

Я жду ее в баре Hotel de Rome. За свою журналистскую жизнь я брала сотни интервью, но, наверное, никогда так не волновалась. И не только потому, что я ее люблю. Просто я знаю, что ей сейчас семьдесят три года. А я больше всего на свете боюсь того, что время делает с красотой.

Когда она входит в бар, мне на минуту кажется, что ей не больше тридцати пяти. Она такая же грациозная, такая же величественная, такая же породистая, как и сорок лет назад. Распущенные седые волосы, бандана на голове, военные штаны хаки, тяжелые ботинки, серая шифоновая блузка, надетая поверх черной майки, на груди - крохотные темные очки на цепочке. Я жадно разглядываю ее лицо вблизи и вижу на нем все следы времени и ни одного следа пластического хирурга. Но у нее все те же высокие скулы, невероятный по красоте костяк лица и сияющие светлые глаза. В ней столько жизни, что о работе времени, а значит, и о работе смерти, просто перестаешь думать.

На улице жаркий солнечный день, и ей не хочется сидеть в темном баре. «Пойдемте на крышу, там так красиво», - говорит она низким хриплым голосом с сильным немецким акцентом. На крыше она заказывает апфельшприц и немедленно начинает кормить печеньем воробьев. Птицы слетаются к ней маленькой стайкой, почувствовав не столько поживу, сколько родственную душу - Верушка фанатично любит всяческую живность. Котов, собак, воробьев... Мне всегда казалось, что Верушка сама похожа на экзотическое животное. Она двигалась в плавной и развинченной кошачьей манере, она любила раскрашивать свое тело под пантеру или тигрицу, она взмахивала длиннющими руками, как крыльями. Так бы, наверное, в наши дни одевалась и выглядела Айседора Дункан. Когда я говорю ей об этом, она смеется грудным смехом:

А ведь я мечтала быть танцовщицей. Ходила в балетный класс, но в четырнадцать лет была уже такая высокая, как сейчас. Когда дошли до пуантов, стало ясно, что с такими ступнями и с таким ростом балетная карьера невозможна. Но я и на съемках старалась как-то особенно двигаться. Всегда хотела быть другой, необычной. В каждом образе, в каждой роли, в каждой картинке. Понимаете?

Прекрасно понимаю. Вся ее жизнь и вся ее карьера - изобретение себя другой. Графиня Вера Готлиб Анна фон Лендорф, родившаяся в богатой прусской семье в Кенигсберге, дочь офицера, повешенного в сентябре 1944 года за участие в антигитлеровском заговоре. Маленькая девочка, отправленная с матерью и сестрами в концентрационный лагерь. Долговязый подросток, сменившая тринадцать школ и преследуемая демонами прошлого. Хорошенькая белокурая ученица немецкого текстильного института. Студентка флорентийской арт-школы, которую однажды увидел на улице фотограф Уго Милас. Начинающая и не самая успешная модель, выпадающая из всех модельных стереотипов того времени. И наконец, совсем новая женщина, похожая на Барби, присланную из туманности Андромеды, со странным именем Верушка и не менее странной легендой.

Я уже работала моделью, но все говорили, что я слишком долговязая. В Париже меня увидела Айлин Форд, директор знаменитого американского модельного агентства: «Приезжай в Америку, там любят таких высоких блондинок». Я послушалась, приехала в Нью-Йорк, позвонила ей из отеля: «Я та самая высокая девушка из Парижа». А она ответила: «Я вас не помню». Я провела в Америке несколько месяцев, потом вернулась в Европу и решила: «Надо сделать так, чтобы меня запоминали - сразу и навсегда. Надо кого-то изобрести». И так родилась Верушка.

А почему Верушка?

Это ведь по-русски - маленькая Вера, да? Я решила стать русской. Подумала, это смешно - быть такой длинной и называться маленькой.

Когда Вера стала Верушкой, в разгаре была холодная война, и все, что было связано с Россией, казалось опасным и загадочным. Из знаменитых русских на Западе жил тогда Нуреев - его появление было настоящей сенсацией, художественной и политической. А Верушка стала единственной девушкой из собирательной Восточной Европы.

Неужели вы выдавали себя за русскую?

Нет, я неопределенно отвечала, что жила на границе. В сущности это правда: я ведь родилась в Кенигсберге - как бы между Россией, Польшей и Германией. Но я боялась прямо говорить, что я русская. Боялась, что я встречу кого-то, кто говорит по-русски, и буду разоблачена. Эта моя уклончивость в деталях биографии сыграла мне на руку, создала такую загадочную ауру. Это было так здорово - придумать другого человека и играть в этого другого. Да еще с таким успехом.

В первый ее приезд в Нью-Йорк никто не запомнил немецкую фройляйн по имени Вера. Верушку запомнили все. Она с головы до ног одевалась в черное - надо помнить, что тогда черный еще не стал модной униформой, девушки носили цветное. Она надевала огромную шляпу на распущенные светлые волосы. Она двигалась как будто в замедленной съемке и говорила с фотографами небрежно, со своим «славянским акцентом»: «Привет, я увидела ваши картинки в Vogue и подумала, что было бы любопытно, если бы вы меня сняли».

Фотографы ежедневно видят сотни девушек. Значит, моя девушка, моя Верушка, должна была сразу отличаться от всех прочих. Я выглядела так странно и вела себя так дерзко, что даже великий Ирвин Пенн робко спросил: «Вы были бы не против примерить несколько платьев для Vogue?» И вскоре уже все хотели со мной работать.

Верушка стала сенсацией модного мира и любимой моделью Дианы Вриланд, тогдашнего главного редактора Vogue. Вриланд, ненавидящая все буржуазное и ординарное, влюбилась и в ее экзотическую внешность, и в ее меланхолию, и в ее легенду. Вспоминая Вриланд, Верушка забавно имитирует, как та тянула гласные, когда произносила свое неизменное: It is so-o-o bo-o-oring.

Диана больше всего на свете боялась скучного. Всегда была в экзальтации и хотела, чтобы все вокруг тоже были в экзальтации. Я могла позвонить ей посреди ночи и рассказать, что мне пришла идея такой-то съемки в Китае. И она отвечала: «Потрясающе! Сделай это!» Она никогда не говорила: это сложно, проблематично, дорого и так далее. Если идея ей нравилась, то она делала все, чтобы ее осуществить. А я довольно быстро поняла, что мне недостаточно просто демонстрировать одежду, мне в фотографии нужна идея, смысл. Ведь что получается? Фотография - такая, как хочет фотограф. Одежда - такая, как хочет стилист. Ну а я-то что делаю? И мне повезло, что Вриланд подсказала мне фотографа, вместе с которым я могла бы творить сама.

Вриланд познакомила ее с Франко Рубартелли. Знакомство переросло в долгое сотрудничество и роман - Верушка несколько лет прожила с гениальным и взрывным итальянцем в Риме. Они выбирали одежду, искали экзотические места для съемок и отправлялись туда вдвоем - без стилистов, ассистентов, визажистов и парикмахеров. Верушка все делала сама, творила свой образ и свой спектакль, а модные редакторы полностью ей доверяли. Так она работала не только с Рубартелли, но и с Ричардом ­Аведоном, Питером Бирдом и Ирвином Пенном.

Сейчас ведь все не так, правда? - несколько раз спрашивает она. - Девушки не влияют больше на процесс, они куклы в руках целой команды стилистов. Я бы так не смогла, у меня была свобода. Если я что-то делаю, я должна творить сама. И в этом должен быть смысл. С модой покончено. Я занимаюсь искусством.

Вы несправедливы к моде, ведь мода и создала Верушку. А вы потом с этим мифом играли и работали.

Я стала слишком знаменита в моде, и это сыграло роковую роль. Тогда на моду смотрели как на что-то легкомысленное, развлекате­льное. Сейчас времена постепенно меняются, ­модельеры делают арт-проекты, выставляются в музеях. Но тогда! Когда я занялась искусством, никто меня не воспринимал всерьез, все просто смеялись: «А, та самая Верушка из «Фотоувеличения»!»

Уход Верушки из моды многие объясняют конфликтом с Грейс Мирабеллой, пришедшей в 1971 году на мес­то Дианы Вриланд в американский Vogue. Та требовала от ­Верушки укоротить длинные волосы, смотреть в камеру (Верушка часто смотрела «мимо») и призывно улыбаться, чтобы быть понятней и ближе читательницам.

Думаю, Верушка вошла в конфликт с самой эпохой семидесятых - прозаичной, буржуазной, приземленной. Новому времени не нужны были инопланетянки. Верушка занималась фотопроектами, перформансами, снималась в кино, преображалась в мужчин, создавала инсталляции. И фанатично увлеклась боди-артом, которым заинтересовалась, еще работая моделью, - на съемках в Африке с Питером Бирдом она маскировала свое тело то под диких животных, то под экзотические растения, используя вместо краски ваксу для ботинок.

Я уже тогда хотела как бы выйти из человеческого­ обличья. Не просто надеть или сменить одежду, но сме­нить кожу.

Уйдя из моды, Верушка стала работать с немецким художником Хольгером Трюльшем, на долгие годы ставшим ее личным и профессиональным партнером. Ей приписывают множество романов - с Аль Пачино, Джеком Николсоном, Дастином Хоффманом, Питером Фондой, Уорреном Битти. Но если они и были, то быстро обрывались.

Главными мужчинами в ее жизни становились только те, с кем ее связывала работа, творческое содружество. С Рубартелли она прожила пять лет - он буквально замучил ее своей патологической ревностью и жарким мачизмом. С Трюльшем оставалась куда дольше - и до сих пор сохранила отличные отношения, каждый день беседует с ним по телефону. Последним спутником стал ее ассистент, художник и музыкант из ГДР Миша Вашке, который был на тридцать лет ее моложе и который несколько лет назад оставил ее ради юной русской девушки.

Своих детей Верушка так и не завела, хотя говорит, что обожает детей, а они ее.

Я для них как женщина-фантазия из сказки. И во мне самой много детского, я жизнь до сих пор воспринимаю как игру.

Вы живете одна?

Ну да, со своими котами. Это мой выбор - жить одной. День принадлежит только мне, я совершенно свободна. Это хорошо для креативности. Хотя я обожаю чувство влюбленности. А вы разве нет? Вы видите, этот воробей хочет поклевать мое печенье? Я размочу печенье в вашем чае, чтобы ему было полегче, ладно?

Про этих воробьев и про своих котов она говорит с такой нежностью, с которой другие говорят о детях (в Нью-Йорке котов было десять, в Берлине - всего три). Из-за них она отказывается от многих поездок - боится, покормит ли их вовремя соседка. Верушка - вегетарианка и осуждает себя за тот знаменитый снимок для Vogue на сафари, где она, одетая в Yves Saint Laurent, стоит с винтовкой в руках, как гордая белая охотница-колонизатор.

Денег за свою модельную карьеру, она, кстати, так и не заработала - после интервью повезла меня показать свою квартиру на улице Бизе, довольно скромную.

Про меня говорили, что я зарабатывала миллионы. Ерунда! Деньги никогда для меня много не значили. А Рубартелли и вовсе уговорил меня, чтобы все деньги шли на его счет. Я не была похожа на тех девушек, которые сделали на модельной карьере целое состояние. Вроде Линды Евангелисты или Клаудии Шиффер. Я всегда была прежде всего художником. Снималась в основном для Vogue, рекламных кампаний сделала всего четыре или пять. Да и платили тогда за это не так уж много.

В разговорах с Верушкой про моду я чувствую незажившую рану, старую обиду. О моделях она говорит со странной смесью ревности и жалости. Ее расстраивает, что по подиумам они ходят как роботы, никак не общаясь с публикой («В наше время было не так!»). Ее пугает их ненормальная худоба («Я тоже была худая в «Фотоувеличении», но это потому, что я перед съемками переболела дизентерией»). Ей неприятно депрессивное настроение, которое так часто чувствуется в современных фотосессиях («У меня всегда была такая смесь меланхолии и едва заметной улыбки»). Ее отвращает то, что цифровые спецэффекты способны убить индивидуальность и всех превратить в красавиц с одинаково безупречными лицами и телами («Мы вообще не знали, что такое ретушь, все было по-честному!»).

Еще одна болезненная тема - плагиат. Верушка глу­боко обижается, когда видит, как бесстыдно другие используют идеи и приемы, которые рождались в муках и многолетних поисках. Эн­­ни Лейбовиц, с которой Верушка была хорошо знакома, сделала свой знаменитый снимок Деми Мур в мужском костюме, на­рисованном на голом теле, вдохновившись похожими работами Верушки и Трюльша. Мик Джаггер в своем видео использовал прием, когда девушка отделяется от стены - точно так же, как это делала Верушка в «Трансфигурациях». И даже Синди Шерман с ее перевоплощениями в раз­ных персонажей явно работает в стиле верушкинской серии автопортретов, где Верушка оборачивается то Гретой Гарбо, то Марлен Дитрих, то бомжом, то трофейной женой.

Я пытаюсь ей объяснить, что в современном мире граница между плагиатом и вдохновением стала совсем тонкой.

И наконец, еще один мучительный вопрос, которым одержима современная культура. Юность и старость. То, о чем я думала, дожидаясь Верушку в баре и готовясь к тому, что мне придется наблюдать разрушение абсолютной красоты. Но моя зацикленность на этом кажется ей обидной и абсурдной.

Все одержимы идеей молодости. На каждой баночке с кремом написано anti-age. Но я не хочу быть против возраста, я не хочу с ним и с природой сражаться. Это неправильно, потому что это вгоняет людей в панику, они начинают молодиться, делать операции. А я считаю, что поздняя красота - самая интересная. В юности мы все хорошенькие, но это естественная прелесть молодости. А вот потом мы становимся красивыми.

Она по-прежнему работает над несколькими арт-проектами одновременно - и видеофильмы, и фотографии, и трансформации. Последняя страсть - картины, которые она создает из пепла.

Сейчас популярных моделей так много, что запомнить всех не представляется возможным. Но всего несколько десятков лет назад каждая манекенщица была уникальной и известной на весь мир. А самой первой супермоделью стала Верушка. Кто она и каким был ее путь к успеху?

Детские годы

Вера Готлиб Анна фон Лендорф, именно так на самом деле зовут самую лучшую модель 1960-х, родилась 14 мая 1939 года в Детство ее проходило в семейном поместье в деревне Штайнорт. Родители-аристократы не смогли гарантировать безопасность и счастье - часть поместья, расположенного рядом со штабом фюрера под названием «Волчье логово» была конфискована Риббентропом, а впереди были трагические годы гитлеровского правления. Граф Генрих фон Лендорф-Штайнорт, отец Веры, был лейтенантом запаса Вермахта. Однако он не разделял нацистских идеалов и участвовал в операции «Валькирия» - это был политический заговор, целью которого являлось убийство Гитлера. Сообщников раскрыли, Генриха казнили. Собственность фон Лендорфов конфисковали, а семью отправили в Жизнь Веры изменилась навсегда.

Образование Верушки

После окончания войны будущая немецкая модель Верушка поступила в школу, а потом отправилась в гамбургское училище - она планировала учиться на художника по тканям текстильных комбинатов. В учебном заведении оказалась слишком строгая обстановка, для которой свободолюбивый нрав юной аристократки не подходил. Поэтому вскоре Верушка фон Лендорф отправилась во Флоренцию, где решила заняться рисованием. Утонченная внешность и были в Италии редким явлением, поэтому, увидев девушку раз, многие запоминали ее навсегда. Так случилось и с известным портретистом и уличным фотографом Уго Муласом - стройная Вера с копной пшеничных волос очаровала его с первой встречи. Он сразу же предложил ей работу фотомодели. Вера решила попробовать себя в этой сфере. Первые ее снимки датированы 1960 годом - тогда и начался ее путь к вершине славы.

Первые достижения

Фотосессии из Италии стали первым портфолио, которое сделала Верушка. Модель отправилась с ним в Париж. Но сперва ее внешность не вызвала у французских агентов восторга. и модели были не слишком популярными после недавних политических событий, да и сама фигура Веры казалась слишком долговязой и неуклюжей. Для женственных образов, распространенных тогда в Париже под влиянием Кристиана Диора, она не подходила.

Американские модели 60-х годов тоже были не похожи на Верушку, тем не менее Эйлин Форд из нью-йоркского агентства Ford Models пригласила девушку продолжить карьеру за океаном. Несмотря на то что для покупки билета на трансатлантический рейс маме Веры пришлось продать фамильный чайник из Саксонии, начинающая модель решительно отправилась покорять другую страну.

Неудача и новый образ

В 1961-м Верушка фон Лендорф приехала в Америку. Но дружелюбная Эйлин из Парижа оказалась совсем другой на родине - в Нью-Йорке она притворилась, что впервые видит юную немку. Все кастинги закончились неудачей, и Вера отправилась обратно в Европу. Она решила не отказываться от мечты и много думала о своем образе. Так и появилось на свет альтер-эго фон Лендорф, особенная девушка Верушка. Модель решила забыть о своем прошлом и превратиться в таинственную русскую красавицу с необычным именем - после двух мировых войн не говорить о Германии было хорошим решением. Изменилось все: походка, жесты, манера одеваться. Теперь Верушка одевалась в черное и носила сдержанные туфли без каблука. Изящная женственность, которой отличались светловолосые немецкие актрисы, арийский аристократизм и трагичное будущее с концлагерями остались позади - вместо молодой немки перед американцами предстала эксцентричная русская.

Сногсшибательная популярность

Выбор русского мифа оказался очень удачным - победители Второй мировой вызывали у американцев трепет. Усиливал впечатление оригинальный образ, который придумала Верушка - модель приходила без портфолио, сообщая фотографу, что хочет посмотреть на то, что способен сделать он, а не демонстрировать ему работу других. Потрясающий силуэт с бесконечно длинными ногами и незабываемое лицо оправдывали такую дерзость. К Верушке пришла популярность. Необычный рост выделил ее среди других моделей не только в буквальном, но и в переносном смысле. В 1960-х не было девушки популярнее. Вскоре Верушку заметила которая тогда была главным редактором американского журнала «Vogue».

Она увидела в ней человека новой эпохи и решила поместить ее фото на обложку. Для юной модели был нанят постоянный стилист, а толпа фотографов была такой внушительной, что даже Ирвину Пенну, лучшему мастеру двадцатого века, пришлось ждать Веру три недели. В результате Диане и Верушке удалось добиться неслыханного успеха. Каждая обложка становилась модным событием, а всего Вера украсила своим лицом «Vogue» одиннадцать раз. В этой индустрии такое можно сравнить с получением 11 статуэток «Оскара». Помимо «Vogue», у Верушки есть около восьми сотен других обложек, что кажется настоящим модельным рекордом.

Новые горизонты

Знаменитая Верушка, модель, которую узнал весь мир, не могла ограничиваться чем-то одним. Она решила попробовать себя в кинематографе. Первой работой стала лента «Фотоувеличение». В ней Верушке досталась довольно простая для нее роль фотомодели. Несмотря на то что эпизод с ней был пятиминутным и фраз было мало, фильм стал ее очередным успехом. Сцены с Верой стали лучшими эротическими кадрами года. Ей удалось затмить даже Твигги, еще одну популярную модель шестидесятых. Помимо кинематографа, Верушка занялась искусством. Помочь ей в этом решил сам Сальвадор Дали. В 1966-м они вместе устраивали сюрреалистичные акции, например, художник поливал Верушку пеной для бритья. Модель открыла в себе любовь к преображениям и боди-арту. В дальнейшем она немало занималась этим сама, делая потрясающие фото, на которых почти невозможно поверить, что это - все та же Верушка. С помощью боди-арта модель перевоплощалась не только в мужчину или в животное, но и в растение или камень.

Конец карьеры

В годы популярности Верушка получала до десяти тысяч долларов в день. Ее успех продолжался до 1975 года, когда новый редактор "Vogue" потребовала изменения имиджа, и модель решила бросить эту индустрию. Аристократичная Верушка отказалась делать актуальную в то время прическу и подстраиваться под новые тенденции. Так она пропала с обложек. Впрочем, насыщенная жизнь Веры никуда не делась. Она занималась и все еще продолжает заниматься искусством, а также снимается в кино - одной из последних работ стала роль в шпионском фильме «Казино Рояль».

Графиня по крови, бунтарь по натуре, Верушка стала первой супермоделью ещё до взлёта большеглазой Твигги. Ушла из мира моды на пике, после одиннадцати обложек Vogue. Ей стало… неинтересно. Любимица камеры, она примерила десятки женских и мужских образов, чтобы потом перевоплощаться в камни и животных. А своё совершенное длинное тело сделала объектом искусства.

Графиня в бегах

Вера Готлиб Анна фон Лендорф - столь гордое имя модель получила от отца, графа и офицера. Она родилась в 1939 году в Кёнигсберге, ныне Калининграде. Детство обернулось драмой, которую Верушка всю жизнь пыталась забыть, отыгрывая воспоминания в искусстве и психотерапии. Ей было 5, когда повесили её отца - за участие в покушении на Гитлера, в операции «Валькирия». Родных заговорщика изгнали из дворянского рая - замка в сто зал - и разлучили, отправив в разные концлагеря. После войны Вера воссоединилась с матерью, пошла в школу и ещё больше полюбила одиночество: сверстники травили её за прошлое, называли отца убийцей и предателем. Долговязую девчонку дразнили «аистом»: в 14 лет в ней было уже 185 сантиметров. Когда пришла пора выбирать профессиональную стезю, она решила погрузиться в искусство - мир, который куда красивее и безопаснее реального.



Вера училась в Гамбурге, затем во Флоренции - на художника по тканям. Там её заметил фотограф Уго Мулас. Вдохновлённая его оценкой, Вера попыталась покорить Париж, но потерпела поражение: в Европе для рослых красавиц работы не было. Зато познакомилась с Эйлин Форд, совладелицей американского агентства Ford Models. Прозорливая Эйлин дала начинающей модели пару советов. Самый важный: ехать в США, где на её пропорции будет спрос. Деньги на билет выручила мать, продав кое-что из фамильных ценностей. Но в Нью-Йорке её не ждали. Миссис Форд не помнила их парижский разговор - или сделала вид, что не помнит. Другие агенты не были готовы представлять её интересы. Вера казалась им странной, не вписывалась в рамки, это был, как сейчас говорят, «неформат». «Лицо для Elle, а фигура для Vogue» - по её словам, именно это противоречие они принять не могли. Блондинка с пухлыми губами, одарённая ростом метр девяносто - инопланетянка, которая выбивается из стандартов. Получив ряд отказов, Вера вернулась домой, чтобы взять паузу. Она была уверена в своём потенциале, вот только у других не было времени и проницательности его разглядеть. И тогда девушка поняла: нужна легенда, бренд, который сразу захотят купить. Так появилась Верушка.


Рождение Верушки




В 1966-м Верушка вошла в мир кино. Микеланджело Антониони дал ей роль в триллере «Фотоувеличение» - второстепенную, рискованную. Девушка должна была играть саму себя, просто модель, где уж тут проявить незаурядность? К моменту съёмок Верушка была измотана: она вернулась из командировки в Мексику, где перенесла кишечную инфекцию. Она была необычайно тонкой, если не сказать дистрофичной - её нездоровая худоба после премьеры фильма стала модной. Эпизод с участием Верушки признан одной из самых эротичных сцен мирового кинематографа: высоченная красотка извивается на полу перед объективом под ободряющие возгласы фотографа. Она будто бы занимается любовью с камерой. «Фотоувеличение» сделало Верушку секс-символом. Её прошлые обидчики кусали локти: светловолосая пластичная бестия, которая не боится ни камеры, ни наготы, ни слухов… В 1971-м, на закате их романа, Рубартелли выпускает фильм о ней, с музыкой Эннио Морриконе. Картина провалилась, а пара распалась. Рубартелли настаивал на том, чтобы Верушка была его личной музой, безраздельно принадлежала ему и его камере. Однако модель окрепла и решила идти дальше.



Свободное плавание

К семидесятым Верушка зарабатывала баснословные гонорары: до десяти тысяч долларов в день. Но сотрудничество с Vogue изжило себя. На смену Диане Вриланд, покровительнице Верушки, пришла Грейс Мирабелла. У нового главного редактора была своя цель: завоевать широкие массы. Увидев снимки с очередной фотосессии Верушки, Мирабелла предложила ей стать проще и отстричь модное каре. В своё время Вриланд могла просить её изменить задумчивый взгляд на снимках, но обсуждать популистские внешние перемены? Нет, Верушка предпочла уйти: для неё эпоха Vogue закончилась. Она вернулась в Германию, где и случился роман с художником Хольгером Трюльцшем. С ним модель наконец занялась чистым искусством. Они создали серию «Метаморфозы». Благодаря ювелирно нанесённой на тело краске Верушка на этих фотографиях сливалась со средой: представала то стеной, то валуном, то лесной нимфой, поросшей мхом. В эту работу она вкладывала нечто очень личное: Верушка тогда переживала тяжёлую депрессию, к ней возвращались горькие детские воспоминания, она думала о самоубийстве.



В 1986-м «Метаморфозы» вышли отдельным фотоальбомом, и о звезде шестидесятых заговорили вновь - теперь как о независимом художнике. Верушка предпочитала уединение и становилась всё более избирательной в своём творчестве. Она избегала громких кампаний и коммерческих съёмок, хотя были предложения, от которых не могла отказаться. В середине девяностых модель сотрудничала с Домом Chanel. Появилась на показе в Париже, затем снялась в рекламной кампании по мотивам «Фауста» под началом Карла Лагерфельда. Каждое её творение по-прежнему было окружено слухами и домыслами. В 1998-м она сделала инсталляцию «Нью-Йорк в огне» - сожгла макет мегаполиса. Позже публика наделила её даром предвидения: якобы тогда она предчувствовала теракты, случившиеся 11 сентября 2001-го.




Верушка: модель для подражания

Оставаясь отшельницей, Верушка продолжала влиять на мир моды. В 2002-м Майкл Корс создал для Celine коллекцию «Вояж Верушки» - ожившие образы с фотографий Рубартелли: туники сочных цветов, широкие кожаные пояса, песочные оттенки сафари, торжество открытого тела. Верушка как визуальный феномен - это гимн современной телесности. Она была достаточно андрогинной, чтобы отражать эстетику высокой моды, и достаточно манящей, чтобы воспевать женственность. С ней сравнивают амазонку двухтысячных - Жизель Бундхен, но сравнение, кажется, не в пользу последней. Современные модели занимаются скорее продуманной коммерцией, а Верушка рисковала, балансируя на стыке ремесла и искусства, была новатором, а не копией. И при этом появилась на 800-х журнальных обложках! Она всё ещё выходит на подиум - хотя крайне редко. В 2006-м снялась в эпизодической роли в одной из серий бондианы - Казино «Рояль».