Военная организация Римской республики сыграла огромную роль в ее истории. О значении армии Рима свидетельствовало создание центуриатных собраний, состоявших из вооруженных воинов.
Громадное расширение его пределов, достигнутое вооруженным путем, свидетельствовало как о роли армии, так и о росте ее политического значения. Да и сама судьба республики оказалась во многом в руках армии.
Первоначальная военная организация Рима была проста. Постоянной армии не было. Все граждане с 18 до 60 лет, обладавшие имущественным цензом, были обязаны участвовать в военных действиях (причем клиенты могли выполнять военные обязанности вместо патронов). Воины в поход должны были являться со своим оружием, соответствовавшим их имущественному цензу, и продовольствием. Как отмечалось выше, каждый разряд имущих граждан выставлял определенное число центурий, объединявшихся в легионы. Командование армией сенат вручал одному из консулов, который мог передать командование претору. Во главе легионов стояли военные трибуны, центуриями командовали центурионы, отряды конницы (декурии) возглавлялись декурионами. В случае если военные действия продолжались больше года, консул или претор сохранял свое право командовать армией.
Большая военная активность повлекла изменения в военной организации. С 405 года до н.э. в армии появились добровольцы, которым стали платить жалованье. В III в. до н.э. в связи с реорганизацией центуриатного собрания число центурий возросло. На их базе формировалось до 20 легионов. Появляются, кроме того, легионы от союзников, организованных Римом муниципий и присоединенных к нему провинций. Во II в. до н.э. они составляли уже до двух третей римской армии. В это же время понижается имущественный ценз, с которым была связана военная обязанность.
Длительность и частота войн превращает армию в постоянную организацию. Они же вызвали растущее недовольство основного контингента воинов - крестьянства, отвлекаемого от своих хозяйств, приходящих из-за этого в упадок. Назрела необходимость реорганизации армии. Она была проведена Марием в 107 году до н.э.
Военная реформа Мария, сохранив воинскую повинность римских граждан, допустила набор добровольцев, получавших вооружение и жалованье от государства. Кроме того, легионерам полагалась часть военной добычи, а с I в. до н.э. ветераны могли получать земли в Африке, Галлии и в Италии (за счет конфискованных и свободных земель). Реформа существенно изменила социальный состав армии - большую ее часть теперь составляли выходцы из малоимущих и неимущих слоев населения, чье недовольство собственным положением и существующими порядками нарастало. Армия профессионализировалась, превратилась в постоянную и становилась самостоятельной деклассированной политической силой, а полководец, от успехов которого зависело благосостояние легионеров, - крупной политической фигурой.
Первые последствия сказались скоро. Уже в 88 году до н.э. при Сулле армия впервые в римской истории выступила против существующей власти и свергла ее. Впервые римская армия вошла в Рим, хотя по древней традиции ношение оружия и появление войска в городе запрещалось.
Военная организация Римской республики основывалась на принципе обязательной и всеобщей воинской повинности граждан (см.§ 14). Право служить в армии – и, следовательно, возможность рассчитывать на долю военной добычи, земельные наделы – составляло даже почетное право гражданина. Такое строение армии было одной из важных гарантий подчиненности легионов народным органам власти и магистратам, гарантией неразрывности армии и римской общины.
На рубеже II-I вв. до н. э. в организации римской армии произошел первый важный сдвиг. После Союзнических войн и предоставления прав гражданства большинству населения Италии союзники получили право служить в легионах наравне с римлянами, и скоро они уже стали составлять до 2/3 всех легионов. Количественный рост могущих служить в армии привел к постепенной замене обязательной службы добровольной – на основе вербовки, которую осуществляли специальные надсмотрщики. Особую часть армии стали составлять вспомогательные войска, набранные из провинций вне Италии. В результате реформы Гая Мария (107 г. до н. э.) , вызванной в том числе затруднениями с набором в основные легионы, в римскую армию стали брать всех желающих (граждан и неграждан, в том числе несостоятельных и рабов); старые цензовые принципы отошли в прошлое. Войскам стали выплачивать повышенное и регулярное жалованье, перешли на государственное снабжение оружием и снаряжением. Хотя формально воинская повинность не была отменена, реально произошел переход к постоянной армии.
Окончательно переход к профессиональной армии осуществился в период принципата. В легионы набирали добровольцев из числа любых жителей империи, граждан и неграждан. За службу, помимо обычного жалованья и наград, ветеранам выдавали земельные участки в провинциях. Для профессиональной армии тем самым полководец, глава армии (особенно удачливый и щедрый) стал представлять большую ценность, чем, собственно, подчинение государственным органам власти. Это способствовало становлению режима личной власти и в конце концов военной монархии. Кроме того, при Августе армия в целом разделилась на территориальную (легионы в провинциях) и внутреннюю. Ядро последней составили специально набранные – уже, как правило, из неримлян – 9 тысячных отрядов и конная гвардия – так называемая cohors pretoria, или преторианцы. Эти отборные части, подчиненные офицерам-римлянам и лично императору, стали основной опорой его власти, влияя подчас и на политические решения и на судьбу наследников императора.
При императоре Септимие Севере (II в.) преторианцы еще больше оторвались от государственной организации и римского населения. В них перестали набирать италийцев, в офицерские должности центурионов был открыт путь выдвиженцам из провинций. Солдатам разрешили вступать в брак и жить с семьей вне лагеря. Значительно увеличилось жалованье легионерам, многие офицеры обладали теперь значительными состояниями, образовывали особые клубы, коллегии, которые служили сплочению армии только вокруг выгодных, «солдатских императоров».
Очевидно, что такая армия не могла быть значительной по размерам и обеспечивать новые политические и военные задачи империи. При Диоклетиане вводится рекрутский набор воинов с латифундистов, на службу в римскую армию начали регулярно привлекать варваров-наемников. Это способствовало, с одной стороны, примирению с пограничными народами и полугосударствами, а с другой – размыванию военно-политического единства империи. Армия становилась совершенно самостоятельной силой, организация и действия которой все более отдалялись от государственной администрации.
В начале IV в. организация армии еще более изменилась в сторону возрастания роли наемников-неримлян. Незначительную часть армии (всего насчитывавшей с III в. до 72 легионов и 600 тыс. солдат) составляли граждане империи. Большинство было наемниками из союзных народов (так называемых федералов) или из полусвободного населения. Варваризация армии привела к тому, что даже преторианские когорты, личная охрана императора были набраны из пришлого населения, не имевшего никакой привязанности, кроме наживы, к Риму и к задачам государства. Варвары стали составлять большинство офицерства и даже высших командиров. Многие легионы были построены уже в традициях организации не римской армии, а согласно боевым навыкам союзных народов – главным образом придунайских и германских племен. Нередки были случаи, когда такая армия предпочитала проявлять себя не в военных операциях, а в решении политических дел, низложении императоров. Участие армии в дворцовых переворотах стало едва ли не важнейшим показателем общего политического кризиса Римской империи к V в.
Армия стала одним из ускорителей объективного распада Римской империи. В конце IV в. (395 г.) полностью обособилась восточная часть под именем Византии, положив начало собственной тысячелетней государственности (см. § 40). Судьба западной части империи с центром в Риме сложилась иначе.
В начале V в. Римская империя стала испытывать постоянный натиск кочевых племен и германских народов с севера, подталкиваемых Великим переселением народов, всколыхнувшим в IV-V вв. Азию и Европу. Социальный кризис внутри самой империи, распад военной организации сделал Рим неспособным к реальному отпору новым силам. В 410 г. войско племени вестготов под водительством вождя Алариха разрушило город, власть в Западной империи перешла под контроль германских вождей. Столицей империи стал небольшой североитальянский город Равенна. Империя постепенно распадалась, под властью императоров оставались только Италия и часть галльских провинций. В 476 г. германский вождь Одоакр свергнул с престола последнего римского императора, которого, по странному капризу истории, тоже звали Ромулом. Западная Римская империя и тысячелетняя государственность прекратили свое существование.
СОЮЗНИЧЕСКАЯ ВОЙНА
Гибель Друза ясно показала италикам, что всякие пути легального удовлетворения их требований исчерпаны. Оставался последний путь - восстание. По-видимому, еще до убийства Друза среди неполноправного населения Италии существовали тайные союзы, ставившие своей задачей добиваться прав гражданства. Теперь эти союзы превратились в боевые организации.
Восстание вспыхнуло в конце 91 г. по случайному поводу и началось несколько преждевременно. Претор Гай Сервилий, узнав, что жители г. Аскула в Пицене обмениваются заложниками с соседними общинами, явился в город с небольшим отрядом. Он обратился к собравшимся в театре жителям с вызывающей речью, полной угроз. Это сыграло роль искры, попавшей в бочку с порохом. Толпа здесь же, в театре, убила претора и его легата, после чего все римляне, находившиеся в городе, были перебиты, а их имущество разграблено.
К аскуланцам сразу же присоединились горные племена марсов, пелигнов, вестинов и др. Руководящую роль среди них играли храбрые марсы во главе с Квинтом Поппедием Силоном, близким другом покойного Друза. Вторым вождем этой северной группы был пицен Гай Видацилий.
По примеру северной федерации образовалась южная, куда входили самниты, луканы и другие племена южной Италии со своими вождями Гаем Папием Мутилом, Понтием Телезином и др.
Однако прежде чем перейти к открытым военным действиям, вожди восстания сделали последнюю попытку примирения. Они отправили в Рим делегацию и обещали сложить оружие, если восставшим будут даны права гражданства. Римское правительство ответило отказом. По предложению трибуна Квинта Вария и при поддержке главным образом всадников была создана уголовная комиссия по делам о государственной измене. Ей поручили расследование заговора, якобы организованного Друзом, результатом которого явилось восстание. Начались расследования и судебные процессы, от которых пострадало много лиц, бывших или считавшихся сторонниками Друза. Одновременно оба враждебных лагеря энергично готовились к войне.
Так называемая «Союзническая» (или «Марсийская») война была одним из самых грозных восстаний, с которым пришлось иметь дело Риму на протяжении его истории. Восстание вспыхнуло в самой Италии, а его центр находился в непосредственной близости от Рима. Оно охватило большую часть полуострова, Незатронуты восстанием оставались только Умбрия и Этрурия, где была сильна земельная и денежная аристократия, державшая сторону Рима. В Кампании и на юге остались верны римлянам только союзные греческие города: Нола, Неаполь, Регий, Тарент и др. Большинство латинских колоний также не примкнуло к восстанию. Но по сравнению с территорией, охваченной движением, это было немного.
Войска повстанцев насчитывали в общей сложности около 100 тыс. человек - столько же, сколько выставили и римляне (не считая гарнизонов в крепостях). При этом италики нисколько не уступали своим противникам в военном искусстве и вооружении. Что касается мужества, стойкости и преданности общему делу, то в этом они значительно превосходили римское гражданство и вспомогательные провинциальные войска. Не было у них недостатка в талантливых полководцах и опытных офицерах. Не нужно забывать, что италики проходили в союзных войсках ту же суровую военную, школу, что и римляне, а со времен Мария многие из них служили наравне с гражданами и в легионах.
Италики, отпавшие от Рима, создали свою собственную государственную организацию, напоминавшую римскую. Столицей общей италийской федерации был сделан г. Корфиний в области пелигнов, в самом центре восстания. Его назвали Италией. Здесь находилось правительство: сенат из 500 членов и должностные лица - 2 консула и 12 преторов. По-видимому, существовало и народное собрание, но не ясно, из кого оно состояло: из постоянных ли представителей общин, входивших в федерацию, или из всех граждан федерации, поскольку они практически.могли собраться в Корфиний. Ответ на этот вопрос (аналогичный вопрос можно поставить и по отношению к сенату) был бы очень важен, так как дал бы возможность ответить на другой вопрос: применялся ли в новой италийской федерации представительный принцип правления, или она была построена по старому типу федерации полисов. Последнее нам кажется более вероятным.
Государство италиков выпускало монеты по римскому образцу, но с легендой «Италия». (На одной из таких монет изображен бык, тотем самнитских племен, топчущий римскую волчицу.)
Военные силы повстанцев состояли из отрядов отдельных общин, объединенных в две группы: северную (марсийскую), которой командовал Поппедий Силон, и южную (самнитскую) во главе с Папием Мутилом.
Одно из главных преимуществ Рима в этой войне заключалось в том, что он обладал старой централизованной государственной организацией и старыми навыками управления, тогда как италийская федерация была молода и децентрализована. Война со стороны италиков часто приобретала характер большой партизанской борьбы, что имело свои слабые места, так как римляне, действуя крупными войсковыми массами, били восставших поодиночке. Территория восстания редко являлась сплошной: в нее были вкраплены многочисленные гражданские и латинские колонии. Первые всегда, а вторые в большинстве случаев являлись опорой Рима, и италики должны были тратить много сил и времени на их осаду. Самым же слабым местом италиков было отсутствие у них внутреннего единства. Богатые и аристократические слои тянули к Риму. Наиболее непримиримо были настроены самнитские племена, упорнее и дольше всех продолжавшие борьбу. Отсутствие единства у восставших, как увидим ниже, облегчило римлянам задачу разгрома движения.
Периодизация союзнической войны, естественно, определяется ходом восстания: его восходящая кривая падает на 90-й год, нисходящая - на 89-й. К 88 г. восстание в большинстве районов было подавлено.
Первый год войны ознаменовался для римлян большими неудачами. Военные действия, начавшись еще зимой 91/90 г., в крупном масштабе развернулись весной и летом. Первым объектом нападения стали римские крепости, расположенные на территории восстания. Почти тотчас же началась полевая война. Южная римская армия под начальством консула Люция Юлия Цезаря (одним из его легатов был Сулла) действовала в Кампании и Самнии. При первой же попытке наступления римляне были отброшены самнитами с большими потерями. Результатом этого поражения явился переход на сторону повстанцев крупного города Венафра на границе Лация и Самния. Это облегчило восставшим осаду крепости-колонии Эзернии в северном Самнии, которая через несколько месяцев капитулировала из-за недостатка продовольствия. Самниты во главе с Мутилом вторглись в Кампанию, что вызвало присоединение к движению ряда кампанских городов: Нолы, Салерна, Помпеи, Геркулана, Стабий и др.
Одновременно происходили военные действия на северном театре. Здесь оперировал второй римский консул - Публий Рутилий Луп. Среди его легатов находились Марий, вернувшийся с Востока, и Гней Помпей Страбон, отец Гнея Помпея, будущего соперника Гая Юлия Цезаря. В июне 90 г. марсы неожиданно напали на консула во время переправы через р. Толен в бывшей области эквов. Римляне потеряли 8 тыс. человек, в том числе и самого консула. Только Марию, сменившему Лупа на посту главнокомандующего, удалось улучшить опасное положение, создавшееся в непосредственной близости от Рима.
Страбон в это время действовал в Пицене. Сначала он потерпел поражение и был заперт в г. Фирме. Это дало возможность северной армии повстанцев перебросить часть сил на юг. Видацилий вторгся в Апулию и принудил перейти на свою сторону ряд крупных городов: Венузию, Канузию и др. Тем временем положение в Пицене улучшилось. Соединенным римским силам удалось освободить Страбона и запереть повстанцев в Аскуле.
Римские неудачи первых месяцев войны отразились даже на настроении умбрских и этрусских общин: некоторые из них присоединились к восстанию, другие колебались. В Риме ходили панические слухи. По случаю поражения на Толене и гибели консула должностные лица облеклись в траур.
Римское правительство понимало крайнюю опасность положения и решило пойти на уступки. В конце 90 г. консул Юлий Цезарь провел закон (lex Julia), по которому право римского гражданства получали жители тех союзных общин, которые еще не отложились от Рима. Этот закон остановил дальнейшее распространение восстания, повлияв в положительную сторону на колебавшиеся умбрские и этрусские города.
Другой закон, принятый, вероятно, в начале 89 г., внес раскол в среду восставших. По предложению народных трибунов Марка Плавция Сильвана и Гая Папирия Карбона было постановлено, что каждый член союзной общины, в течение двух месяцев подавший заявление римскому претору о желании вступить в число граждан, получал права римского гражданства (lex Plautia Papiria). Правда, новые граждане не распределялись равномерно по всем 35 трибам, но записывались только в 8 триб. 1 Это значительно умаляло их правоспособность, так как при голосовании в трибутных комициях новые граждане всегда оказывались в меньшинстве по сравнению со старым гражданством. 2
Для Цизальпинской Галлии, которая в эту эпоху фактически мало чем отличалась от остальной Италии, консулом 89 г. Помпеем Страбоном был проведен особый закон (lex Pompeia). Он давал (точнее, подтверждал данное уже законом Юлия) право полного римского гражданства латинским колониям, находившимся в Циспаданской Галлии, и латинское право - общинам, лежавшим по ту стороны По, и приписанным к ним галльским племенам.
Сделав минимум необходимых уступок, сенат тем энергичнее повел борьбу против упорствующих. Второй год войны был для италиков катастрофическим. Этрурия и Умбрия быстро успокоились. Большой отряд марсов в 15 тыс. человек сделал попытку пробиться на помощь к этрускам, но был наголову разбит Страбоном и почти целиком погиб.
Крупные операции развернулись вокруг Аскула, осажденного римлянами в предыдущем году. Видацилий явился на выручку с войском пиценов. Под стенами города произошло ожесточенное сражение. Римляне одержали победу, но Видацилию с частью своих сил удалось прорваться в город. Осада возобновилась. Когда через несколько месяцев положение стало безнадежным, Видацилий приказал казнить своих политических противников, т. е. сторонников соглашения с Римом, и затем принял яд. Город сдался римлянам. Командный состав и все видные граждане были казнены, остальные изгнаны из города.
Падение Аскула роковым образом сказалось на ходе восстания в средней Италии. Северная федерация была полностью разгромлена. Сначала были покорены марруцины и марсы, затем вестины и пелигны. «Италия» снова превратилась в скромный Корфиний. После падения Корфиния Поппедий Силон вооружил 20 тыс. рабов, а столица италийской федерации была перенесена в начале 88 г. в г. Эзернию в Самнии. Тем временем римские войска вступили в Апулию. Отряд самнитов пришел на помощь апулийцам, но после некоторых успехов был разбит, Римляне полностью восстановили свою власть в Апулии.
На юге с большим искусством и с беспощадной жестокостью действовал Сулла, сменивший Цезаря. Его армия проникла в южную Кампанию. Помпеи, Геркулан и Стабии были взяты. Сулла двинулся в Самний, являвшийся главным оплотом движения, и заставил сдаться главный город самнитов Бовиан.
К началу 88 г. восстание держалось только в г. Ноле в Кампании и в отдельных районах Самния, Лукании и Бруттия. В эту тяжелую для них минуту повстанцы) вступили в сношения с царем понтийского царства Митридатом VI, который начал в Малой Азии войну против Рима. Но Митридат не мог оказать им прямой помощи, да и было уже поздно. Хотя в отдельных местах восстание держалось до 82 г., в основном оно было разгромлено к 88 г.
Сулла, выбранный консулом на 88 г., начал осаду Нолы, но в это время в Риме разразились крупные события, помешавшие довести осаду до конца.
Окончание Союзнической войны и начавшееся восстание на востоке чрезвычайно обострили все старые противоречия, прибавив к ним новые. В Риме разразился сильнейший экономический кризис. Множество людей оказалось в долгу, а кредиторы были неумолимы, так как всадники много потеряли в результате отпадения востока и теперь не желали идти ни на какие уступки.
Еще в 89 г. произошел инцидент, показавший, до какой степени разыгрались страсти. Городской претор Авл Семпроний Азеллион, уступая мольбам должников, попытался смягчить их положение путем отсрочки платежей. Кроме этого он возобновил действие старых законов против ростовщичества, которые фактически давно уже не соблюдались. Озлобленные кредиторы напали на претора, в то время как он совершал жертвоприношение на форуме, и убили его.
Но не одни должники и кредиторы находились в рядах недовольных. К ним принадлежали также италики, хотя и получившие права гражданства, но зачисленные только в 8 триб. Значительная же часть италиков вообще не получила никаких прав (это были те восставшие общины, которые отказались подчиниться и покорились только силе оружия). Озлоблены были и ветераны Мария, до сих пор ожидавшие обещанных им земельных наделов. Марий, вновь появившийся на политическом горизонте, не сумел по-настоящему проявить себя в Союзнической войне и должен был уступить первое место Сулле.
Ко всем этим внутренним трудностям присоединились очень серьезные внешние осложнения.
(Все даты — до н.э.)
Мирный договор Спурия Кассия 493 года до н.э. (окончание Первой Латинской войны) ввел Рим в состав Латинского Союза, и в течение следующих 160 лет развитие его военной системы шло параллельно с остальными латинскими государствами. Ливий уверяет, что военная организация латинян и римлян была одинаковой к моменту, когда Рим выдвинул требования о признании своего господства в Союзе (Вторая Латинская война 340-338 гг. до н.э.)
Все римские граждане от 17 до 45 лет считались военнообязанными и входили в состав . Лишь беднейшее население было освобождено от военной службы. Легион (лат. Legere – выбирать, собирать) первоначально обозначал все римское войско. Когда возникала необходимость в созыве армии, каждая городская центурия выставляла необходимое количество людей. По окончании боевых действий армия распускалась. Воину самому полагалось обеспечивать себя снаряжением, что приводило к большому разнообразию в вооружении и доспехах.
Армия делилась на две части, служившие согласно возрасту. Ветераны, воины 45-60 лет, составляли гарнизоны, а молодые участвовали в военных кампаниях. От военной службы освобождались только те лица, которые участвовали в 20 военных походах при службе в пехоте или в 10 походах – при службе в коннице. Уклонение от военной службы каралось очень строго, вплоть до продажи в рабство.
Вся римская армия была поделена на два легиона, каждый из которых подчинялся одному из консулов. Войны, которые вела Римская республика, становились всё более частыми и постепенно переставали быть простыми набегами, принимая характер спланированных боевых операций. В 4 веке до н.э. каждому консулу подчинялись уже по два легиона, а их общее число, соответственно, увеличилось до четырёх. При необходимости ведения военной кампании могли набираться и дополнительные легионы.
Во второй половине 4 века до н.э. привели к значительному расширению контингента, из которого комплектовалась армия. Военная реформа стала неизбежной. Воинам было установлено жалование, в счет которого выдавалось обмундирование, вооружение и продовольствие. Это уравняло положение имущих и неимущих воинов и послужило толчком для введения единообразного вооружения. Единообразное вооружение, в свою очередь, дало возможность реорганизовать легион, сделав его более однородным и функциональным.
С 331 года во главе каждого легиона встал военный трибун . Внутренняя структура легиона усложнилась. Вместо фаланги, принятой у этрусков, легион строился новым боевым порядком (возможно, перенятым у самнитов), в три линии. Общая численность легиона, при этом, составляла около 4 500 человек.
Структура раннереспубликанского римского легиона
Передняя линия состояла из тяжелой пехоты - гастатов (лат. Hastati - копейщики). Ее составляли более молодые воины, делившиеся на 15 манипулов (лат. Manipula - горсть) по 60 - 120 человек. Каждый из манипулов делился на две центурии под командованием центуриона , назначавшегося из числа наиболее отличившихся воинов. Один из центурионов был старшим и командовал всем манипулом. Кроме того, каждому манипулу гастатов придавалось по 20 легковооруженных воинов - левисов или велитов , у которых были копье и дротик.
Средняя линия также состояла из 15 манипулов тяжелой пехоты - принципов . Но это были уже сливки армии - бойцы в самом расцвете сил.
Художник Андрей Каращук
Задняя линия состояла из 15 рядов, каждый из которых делился на три части - вексиллы . Впереди стояли лучшие из ветеранов, . За ними молодые, не столь отличившиеся воины, рорарии , а за ними - наименее надежные солдаты, акцензы . Каждая из трех вексилл состояла из 60 воинов, двух центурионов и знаменосца — вексиллария , который нес похожий на флаг штандарт.
Акцензы (вне ценза) были вооружены только пращой, что соответствовало 5-му имущественному классу по военной реформе . Доспехов или какой либо другой защиты не имели.
Рорарии были вооружены копьем для ближнего боя и дротиком. Они соответствовали четвертому имущественному классу реформы Сервия Туллия. Доспехи не носили.
Триарии были вооружены копьями и мечами. Первоначально из первого имущественного класса, они имели полное защитное вооружение.
Художник Андрей Каращук
В бою манипулы обычно располагались в шахматном порядке – манипулы принципов прикрывали промежуток между гастатами , а тех прикрывали манипулы триариев .
Кроме пехоты в состав легиона входила и кавалерия. Тяжёлая кавалерия - эквиты
- первоначально представляла собой самый престижный род войск. Кавалерист сам покупал вооружение и снаряжение - круглый щит, шлем, доспехи, меч и копья. Легион насчитывал примерно 300 кавалеристов, разбитых на подразделения - турмы
- по 30 человек под командой декуриона
. Располагались они на флангах легиона - по пять турм на каждом. Лёгкая кавалерия набиралась из менее состоятельных граждан и молодых богатых граждан, не подходивших по возрасту в другие подразделения.
Первоначально легионеры были вооружены круглыми щитами - клипеусами
. Но во время (405-392 года) были введены более крупные щиты - скутумы
, усиленные железной кромкой. В это же время произошел и отказ от фаланги. Причиной этого могло быть поражение в битве при Аллии (390 год), где римлян буквально «втоптали в землю». Большое внимание стало уделяться вопросам управления войсками и организации тыла. В состав войска стали включать одну центурию писарей и горнистов, а также две центурии кузнецов и плотников, парки осадных машин и центурии инженеров.
Метание пилума
С этого же времени легионерам начали платить. Римский пехотинец получал две монеты в день, центурион – в два раза больше, всадник – шесть оболов. Римский пехотинец получал довольствие в виде 35 л зерна в месяц, всадник – 100 л пшеницы и 350 л ячменя (учитывая прокорм лошади и конюха). Фиксированная плата за эти продукты вычиталась из жалования как пешего, так и конного воина. Вычеты делались также за одежду и требующие замены элементы экипировки.
Основным поражающим оружием легионера новой армии сделалось метательное копье – пилум . Триарии, рорарии и акцензы все еще оставались обычными копейщиками, но около трети всей армии продвинулось вперед, вооружившись пилумами для поражения приближающегося противника.
Начинали сражение левисы, стремившиеся нарушить боевой порядок противника при помощи легких дротиков. Когда противоположная сторона начинала наступление, легковооруженные воины отступали в промежутки в строе, и в бой шли гастаты. Вначале они метали пилумы, а затем шли на сближение с противником для того, чтобы сойтись врукопашную. Если гастаты оказывались не в силах разбить врага, они тоже отступали в промежутки строя между отрядами принципов. Если разбитыми оказывались обе линии, гастаты и принципы отступали за триариев, которые смыкали ряды; затем вся армия отступала. Старая римская поговорка «дело дошло до триариев» означала, что все обернулось как нельзя хуже.
Пока гастаты и принципы сражались, триарии опускались на одно колено, выдвинув вперед левую ногу. Они прислоняли свои большие овальные щиты к левому плечу так, чтобы те прикрывали их от вражеских метательных снарядов. Подток копья был воткнут в землю, а наконечник наклонно выставлен вперед «подобно частоколу» (Ливий). Триарии не вступали в бой, покуда все остальные части армии не оказывались разбиты. Знамена располагались за задней линией, так что отступавшим отрядам было видно, к какому из рядов им следует отходить.
Римляне не раз терпели поражения в первые 200 лет существования республики. Патриотически настроенный Ливий обычно говорит в таких случаях, что сражению «помешала плохая погода». Самое крупное поражение выпало на долю римлян в битве при Аллии. Возможно, именно из-за этого легион 4 века до н.э. имеет ярко выраженный оборонительный характер. Подвижный строй гастатов - принципов появился, видимо, в ответ на легкие и подвижные армии кельтов и самнитов. Отряды же метателей копий на переднем фланге были специально рассчитаны на то, чтобы противостоять атаке кельтов.
Кроме того, римская армия усиливалась так называемыми “союзниками” — войсками покоренных соседей, не имевших римского гражданства. Союзники обязаны были выставлять вспомогательную вооруженную силу. Обычно на один римский легион союзники выставляли 5 000 человек пехоты и 900 всадников содержавшихся за свой счет. Союзнические войска выстраивались на флангах римских легионов подразделениями по 500 человек. Такие подразделения получили название “когорта” (лат. cohors – свита, вереница). Подчинялись когорты римскому высшему командованию, а состав младших командиров определяли сами союзники.
Треть лучшей конницы союзников и пятая часть их лучших пехотинцев отбирались для того, чтобы образовать особую боевую единицу – экстраординариев (extraordinarii). Они были ударной силой для особых поручений и должны были прикрывать легион на марше. Внутренняя организация войска союзников на этот период в источниках не описана, но, скорее всего, она была схожа с римской, особенно у латинских союзников.
Таким образом, легион со своей тяжелой пехотой, конницей, дополнительной конницей союзников, легкой пехотой, осадными орудиями и инженерами включал в себя все рода сухопутных войск и представлял собой хотя и громоздкую, но самодостаточную армейскую единицу.
Вот в таком виде римские легионы и вступили в период великих войн.
Подготовка к военным действиям занимала важнейшее место в жизни римлян с древнейших времен. Как известно, война была регулярным, обыденным занятием римлян в период разложения родоплеменного строя и генезиса государства. Ежегодно весной набиралось войско из полноправных общинников, которое выходило в поход с целью грабежа добычи у соседних общин и народов или защиты собственной территории. В период ранней Республики кроме этих причин войн постепенно на первый план выдвигается стремление к расширению земельных владений Рима (ager publicus) и установлению его гегемонии в Лации и Центральной Италии. Летняя кампания завершалась осенью, когда возвратившееся войско с надлежащими обрядами распускалось.
Огромную роль во всех связанных с войной действиях играло их сакрально-правовое оформление. Войско воплощало собой суверенитет и залог благополучия и безопасности общины, олицетворяло ее мощь как единого целого перед лицом враждебного мира. Следовательно, его функционирование и результаты деятельности обязаны были рассматриваться как справедливые и законные, что оправдывало неизбежную жестокость в глазах не только окружающих племен, но и богов, дарующих римлянам свое благорасположение. Поэтому с ранних этапов развития римской общины формировалось понятие «законной войны» (bellum iustum), т. е. такой, которая произошла с соблюдением всех необходимых правовых процедур (Barnes, 1986. Р. 40-59; Sini, 1991. Р. 189-199), а поскольку
157
грань между сакральным и публичным правом была еще слишком размыта, то не удивительно, что упомянутые процедуры объективно принимали форму сакральных ритуалов и обрядов. К ним относится и порядок объявления войны, соблюдением которого ведала специальная коллегия фециалов (Sabatucci, 1988; Penella, 1987. P. 233-237; Майорова, 2001. С. 142-179), учрежденная еще Нумой Помпилием, и организация воинского набора, важнейшую роль в которой играло проведение люстрации (см.: Мельничук, 2002 б), и сакральные церемонии, связанные с пробуждением божественных сил и вверением им набранного войска, и многое другое.
На протяжении столетий складывалась система правовых взаимоотношений римской военной организации с гражданской общиной. С одной стороны, войско являлось как бы продолжением политической и социальной системы, а воинская служба как минимум до реформы Гая Мария в конце II в. до н. э. была правом-обязанностью всех полноправных граждан (см. Маяк, 1996; 1998 б). С другой - войско в качестве вооруженной силы противостояло гражданскому коллективу тем, что оно подчинялось не праву, а воинской дисциплине.
Еще Т. Моммзен высказывал мнение о коренном различии гражданского и военного права. Моммзен считал, что в гражданском праве действовал закон, а в военном - топор и фасции, т. е. единоличная и неограниченная власть военачальника (Моммзен, 1936. Р. 246 и след.). Тем самым Моммзен, а вслед за ним и современные исследователи базировали римскую воинскую дисциплину преимущественно на страхе и принуждении.
Развитие военного права и эпоха архаики
Как правило, в историографии воинская дисциплина рассматривается как некая универсальная данность, не зависящая от уровня развития военной организации и отделенная от эволюции римской конституции. Поэтому нередко историки проводят параллели между взаимоотношениями воинов и командиров, войска и гражданской общины в период ранней Республики вплоть до реформ Гая Мария и высокой дисциплиной профессиональной армии поздней Республики. Но учтем, что в основе последней лежали четкие правовые нормы, а солдат рассматривался как своего рода объект права. Еще
158
Полибий описывает взаимоотношения солдат и командиров в римской армии первой половины II в. до н. э. как основанные на юридических принципах с достаточно четким определением обязанностей солдат и прерогатив начальников, а также с полной номенклатурой проступков и соответствующих им наказаний, порядок применения которых был практически идентичен гражданскому уголовному процессу с поправкой на военную специфику.
В период империи активно разрабатывал теорию военного права историк и правовед Луций Цинций, оставивший труд как минимум в шести книгах под названием “De re militari”. К сожалению, он не сохранился, и до нас дошли только многочисленные, но скудные цитаты у Геллия, Феста и Макробия. В законченном виде правовая система взаимосвязи государства и воина, командующего и солдата сложилась в эпоху империи в законах Траяна, Септимия Севера и была сведена воедино в 16-м титуле раздела XLIX «Дигест», известном также как “De re militari”. Однако истоки воинской дисциплины кроются в периоде архаики.
Например, в «Дигестах» зафиксировано, что «совершивший что-либо запрещенное полководцем или не выполнивший его распоряжение карается смертью даже в том случае, если его действие имело благоприятные последствия» (D. 49. 16. 3. 15). Но подобные санкции находят отражение еще в сообщениях письменной традиции о случаях казни в V-IV вв. до н. э. консулами даже своих сыновей за нарушение теми запрета покидать боевой строй и вступать в бой без приказа. В 432 г. до н. э. диктатор Авл Постумий приказал сечь розгами и обезглавить перед строем своего сына-победителя за то, что тот без приказа «оставил свое место, увлеченный случаем отличиться в сражении» (Liv. IV. 29). В 340 г. до н. э. аналогичный поступок совершил консул Тит Манлий Империоз (Liv. VIII. 7). Он повелел обезглавить перед строем воинов своего сына за конный поединок с начальником тускуланских всадников Гемином Месцием, который был убит, а его доспехи брошены победителем к ногам отца-консула. Причем в обоих случаях речь шла о наказании командиров за успешные сражения, но совершенные без приказа высшего военачальника.
Бросается в глаза замечание Ливия, произнесенное Титом Манлием о том, что его сын, «не почитая ни консульского империя, ни отчей власти, вопреки запрету, без приказа, сразился с врагом и тем... по-
159
дорвал в войске послушание, на котором зиждилось доныне римское государство, а меня поставил перед выбором: забыть либо о государстве, либо о себе и своих близких, то пусть лучше мы будем наказаны за наш поступок (у Ливия: «проступок», delictum. - В. Т.), чем государство станет дорогой ценою искупать наши прегрешения...» (Liv. VIII. 7. 15-17). И далее Ливий вкладывает в уста консула Манлия характерную сентенцию о том, что надо было либо смертью сына «скрепить священную власть (империй) консула на войне, либо навсегда подорвать ее, оставив... безнаказанным». Кстати, «Манлиев правеж» хоть и вызвал шок и проклятия среди воинов, но, по словам того же Ливия, «столь жестокая кара сделала войско более послушным вождю; везде тщательней стали справлять сторожевую и дозорную службу и менять часовых, а в решающей битве, когда сошлись лицом к лицу с неприятелем, суровость Манлия эта тоже оказалась на пользу» (Liv. VIII. 8). Таким образом, в этих пассажах обнаруживаются два аспекта, которые выходят за рамки собственно воинской дисциплины, но оказываются ее базой. Это демонстрация «отчей власти» и поддержание полновластия империя консула в качестве важнейшего инструмента регулирования воинской дисциплины.
Однако приведенные выше примеры казни полководцами своих сыновей-командиров свидетельствуют, на мой взгляд, не о жестокости дисциплины в войске ранней Республики, а, напротив, о ее правовой неразвитости (см.: Скрипилев, 1949. С. 178 и след.). Ведь, несмотря на суровую расправу Тита Манлия над сыном Марком вскоре другой глава конного отряда вновь сразился без разрешения. Речь идет о начальнике конницы Марке Фабии. По сообщению Ливия, в 325 г. до н. э., когда диктатор Луций Папирий Курсор отсутствовал в войске по случаю совершения государственных ауспиций, Фабий вступил в сражение с самнитами и блестяще выиграл его, захватив огромную добычу и множество трофеев (Liv. VIII. 30-35). И здесь в основу обвинения его диктатором легло не столько нарушение дисциплины как таковой, сколько посягательство на империй диктатора и волю богов, определявшую иерархию магистратов.
Данное положение четко сформулировано Ливием в обличительной речи Постумия (Liv. VIII. 32. 4-7): «Если я знал, что отправился в поход при сомнительных ауспициях, то надо ли было мне при неясности в знамениях подвергать опасности государство или мне
160
следовало повторить птицегадания, дабы ничего не делать, не уверясь в воле богов?.. А ты, поправ мою власть, при недостоверных гаданиях, при неясности в знамениях имел дерзость вопреки воинскому обычаю, завещанному нам от предков, вопреки воле богов сразиться с врагом!» Тем самым диктатор апеллирует к нарушению: а) своего империя; б) государственных священных ауспиций; а следовательно, в) к оскорблению богов, воля которых определяла все действия военачальников и войск. Как видим, на первом месте в воинской дисциплине стоит, безусловно, империй, затем ауспиции, и все это покоится на прочной сакральной основе mores maiorum. Иначе говоря, в архаическом правовом менталитете римлян воинская дисциплина оказывается в тесной связи с сакральными и конституционными основами civitas.
Это подтверждает и следующая сентенция диктатора Постумия в изложении Ливия: «Стоит раз нарушить воинскую дисциплину, как уже воин не подчиняется приказу центуриона, центурион- трибуну, трибун - легату, легат - консулу, начальник конницы - диктатору, как исчезает почтение к людям и почитание богов, как не повинуются ни указам вождя, ни наказам жреца; воины самовольно бродят и по замиренным, и по враждебным землям; забыв о присяге (sacramentum), по своему произволу, они оставляют службу, когда захотят; они покидают осиротелые знамена и не сбегаются, когда им велят; и не разбирают, днем ли они сражаются или ночью, в том ли месте или не в том, по приказу военачальника или без оного, они не ждут знака, не соблюдают рядов, и на месте военной службы, освященной обычаем и присягой (pro sollemni et sacrata militia), оказывается подобие разбоя, слепого и беспорядочного» (Liv. VIII. 7-10).
Перед нами своего рода манифест римской воинской дисциплины, которая приобретает черты сакрального служения и наводит на мысль, что под дисциплиной римляне понимали не только воинское искусство как таковое и не столько распорядок действий воина в строю. Сущностью, сердцевиной воинской дисциплины в архаический период было определение и освящение взаимосвязи воина с обществом в целом, подчинение его правовым и сакральным институтам общины и, прежде всего, империю военачальника.
Военный империй и власть военачальника
Цицерон придает империю универсальную и космическую силу, сопоставляя его с высшим законом (fas) (Cic. Leg. III. 1. 2-3). Д. Коэн
161
небезосновательно прослеживает связь империя с первобытной «мана», верой в то, что она наделяет человека сверхъестественной силой (Cohen, 1957. Р. 307, 316 f.; Palmer, 1970. P. 210).
Исходя из этого римский империй (imperium, от impero - «повелевать») можно трактовать как магическую силу, которая передается от богов вождю, чтобы тот с ее помощью мог вести свой народ к благополучию, а войско - к победам (Meyer Ernst. 1948. S. 109; Mazzarino, 1945. P. 63 f.). В ней воплощалась мощь всей общины, ее процветание.
После свержения царей изменились форма и содержание полномочий магистратов (potestas), но не суть и качество империя. Лишь его действие ограничивалось одним годом (Cic. Resp. II. 31. 53; D. 1. 2. 16). Вторым по значению ограничением империя в эпоху республики стало право провокации по законам Валерия Попликолы 509 г. до н. э. и Валерия-Горация 449 г. до н. э. (D. 48. 6. 7; Ulp. De off. procons. VIII. 2202). Но действовало оно только в черте города. Отсюда столь страстное стремление консулов и сената поскорее вывести войска из города. Заметим, что диктаторы были свободны от подчинения провокации даже в самом Риме (Liv. II. 18. 8; Zonar. VII. 13; D. 1. 2. 18). В отличие от консулов диктаторы в традиции никогда не подвергаются после сложения империя судебным преследованиям за плохое командование, что подчеркивает сакральный характер их власти.
Империй считался достоянием всех граждан и лишь на время переходил к магистрату. Единый и неделимый империй, как известно, вручался особым куриатным законом об империи (lex curiata de imperio) только царям и высшим магистратам - консулам и диктаторам, а также консулярным трибунам, иначе говоря, - военачальникам (Cic. Leg. III. 3. 6-9; см. подробнее: Сморчков, 2003. С. 24-39). Причем, если властью (potestas) консулы обладали равной, то высший империй (imperium summum) в каждый данный момент находился в руках лишь одного из консулов. Цицерон резюмировал сферу действия империя: «Носители империя, носители власти (potestas) и легаты - после постановления сената и повеления народа - да покидают Город, справедливо ведут справедливые войны, оберегают союзников, будут воздержаны сами и сдерживают своих; да возвеличивают они славу народа и возвращаются домой с честью. Все магистраты да обладают правом ауспиций и судебной властью и да составляют они сенат» (Cic. Leg. III. 3. 9).
162
Военный империй включал следующие права: производить набор войск, назначать военных командиров, вести войну, заключать перемирие, распределять добычу, получать триумф, а также совершать военные ауспиции (ius auspicandi) (подробнее см.: Токмаков, 1997. С. 47-48; 2000. С. 139 и след.). И это, пожалуй, считалось главным. Ведь формально военное командование осуществлялось волей божеств, а консул выступал лишь посредником и реализатором этой воли.
Ауспиции состояли в наблюдении за полетом птиц и гаданиям по внутренностям животных. При этом следовало тщательно соблюдать раз и навсегда установившийся ритуал, даже если он со временем становился непонятным самим исполнителям. Могли забыться сокровенное значение обрядов, смысл вербальных формул, имена неперсонифицированных или хтонических божеств, но традиция обязана была соблюдаться, ибо любое отступление от нее влекло опасность недовольства или гнева со стороны пропущенных богов.
Сами ауспиции в сакрально-правовых воззрениях римлян являлись публичными актами передачи воли богов через наделенного соответствующим откровением носителя империя (Сморчков, 2003.
С. 24-26). В какой-то мере они освобождали магистрата от ответственности за исход мероприятия, но в то же время повышали требования к его компетентности в вопросах истолкования знамений. Поэтому нередки были случаи, когда огрешно проведенные ауспиции грозили переизбранием консулов или влияли на ход военной кампании (как у того же Постумия). А такой компетенцией, по мнению римлян, вплоть до IV в. до н. э. обладали только члены исконной, сакральной куриатной организации, т. е. патриции.
Часть прав консул уступал своим подчиненным, но только с соблюдением всех сакральных процедур, которые в архаический период выступали как разновидность правовых актов. Следовательно, нарушение приказа, по воззрениям римлян, рассматривалось не просто как правонарушение, но как посягательство на священный империй консула и на божественные ауспиции, иными словами, на толкование воли богов, которая проявлялась в сакральных знамениях.
Итак, проведение даже успешного сражения командиром, который не имел права ауспиций, без совершения ауспиций, при неблагоприятных ауспициях или вопреки основанному на высших ауспициях приказу лица, наделенного империем, означало в сакрально-правовой традиции римлян неповиновение верховным предводителям воин-
163
ских сил - богам. Становится понятным, что для представителя божественных сил в войске, т. е. для военачальника сит imperio, было необходимо как можно скорее искупить совершенное святотатство, не дожидаясь божьей кары. А результат святотатства, возможно, выгодный для римлян, или родственные чувства роли уже не играли.
С развитием публичного права эта сакрально-правовая архаическая норма модифицировалась в чисто юридическую. Причем о сакральных аспектах нарушения уже не упоминается. Заметим, что этот сугубо римский принцип (в Греции мы не находим подобного) лег в основу военного права и воинских регламентов в Европе на две тысячи лет вперед.
Империй наделял его носителя высшей силой и властью над жизнью и смертью подчиненных (право coercio et iudicatio) (Cic. Leg. III. 3. 6; D. 1. 2. 18). Свое внешнее выражение это право находило в дикторских фасциях с топориками. В своем универсальном виде его можно обнаружить в тех же «Дигестах». В них сказано, что «тот, кто покинул передовой пост (exploratione emanet) или оставил ров перед лицом наступающего врага (т. е. в боевой обстановке), должен быть подвергнут смертной казни» (D. 49. 16. 3. 4); а в другом месте аналогичное прегрешение трактуется уже более мягко: «Покинувший строй подвергается или наказанию палками, или переводу в другую часть, смотря по обстоятельствам» (Ibid. 3. 16). Но и за два столетия до составления «Дигест» Ливий также формулирует в виде правовой нормы, вполне вероятно, уже реально существовавшей в архаическую эпоху, что «избиения палками до смерти (!) заслуживает тот, кто бежит с поля битвы или покидает пост» (Liv. V. 6. 4).
Полибий описывает процедуру такого наказания для II в. до н. э. Виновных в сне на посту при охране лагеря подвергали наказанию палками по решению совета трибунов легиона. Любопытно, что при расследовании соблюдается своего рода судебная процедура: свои показания дают и обвиняемые стражники, и центурион проверяющего дозора, который призывает в свидетели своих спутников (Polyb. VI. 36. 8-9). Решение, как видим, выносится коллегиально советом трибунов, а не единолично полководцем, как в ранней Республике. Наказание, сообщает Полибий (VI. 37. 2-4), проводится так: трибун берет палку и как бы только касается ею осужденного, а вслед за этим все легионеры бьют его палками и камнями (чем-то «до боли» напоминает наказание шпицрутенами в российской
164
армии XIX в.). Если кто-либо из наказанных остается в живых, то он лишается огня и воды; ему запрещено возвращение домой, а родственникам - принимать его к себе в дом. Иными словами, санкции идентичны гражданскому судебному приговору. Система поддержания дисциплины в описании Полибия строится на персональной ответственности начальника каждого ранга за проступки подчиненных (VI. 37. 5-6).
Одним из крайних проявлений права наказания воинов стали децимации, или казни каждого десятого воина по жребию в случае позорного бегства воинов с поля боя. Полибий говорит о беспощадном наказании палками тех, на кого выпал жребий, и о штрафных санкциях против остальных в виде замены в рационе питания пшеницы на ячмень и выносе их палаток за вал лагеря (Polyb. VI. 38. 2-4). Но децимация восходит еще к эпохе ранней Республики. Первую из них, по данным традиции, произвел в 471 г. до н. э. консул Аппий Клавдий (Liv. II. 59; Dionys. IX. 50). Причем Фронтин (Frontin. IV. 1. 33) уточняет, что Клавдий лично убил каждого десятого дубиной. Следовательно, децимации архаической эпохи предстают скорее расправой необузданных вождей по древним обычаям, нежели правовым актом. Так же в начале IV в. до н. э. Марк Фурий Камилл казнил воинов, бежавших из-под стен города Вейи (Liv. V. 19. 4).
Децимация, несомненно, имела истоком уже упомянутые сакральные нормы и табу: таким своего рода жертвоприношением воинов, оскверненных нарушением воли богов, стремились искупить позор поражения и восстановить силу войска. Поэтому проводить такую децимацию изначально мог только полководец, наделенный империем. Лишь со временем этот произвол был оформлен в публичном праве как право вызова провинившегося (ius prensionis) и право ареста (ius vocationis). В этом отличие архаической сакральной децимации от светской правовой процедуры наказания времен Полибия, которой руководит военный трибун, совмещающий функции судьи и экзекутора. Замечу, что суровость и исключительность наказаний в период ранней Республики (что и вызвало фиксацию их в анналах истории) свидетельствует скорее о слабости в то время собственно воинской дисциплины и о том, что процесс юридического оформления принципов взаимоотношений воинов и военачальника как субъектов или сторон права еще только начинался вместе с генези-
165
сом римской civitas, в период, когда понятия «воин» и «гражданин» практически совпадали.
Отмеченное выше столь полное и безусловное подчинение воинов власти военачальника в раннем Риме имело своим истоком то, что, с юридической точки зрения, воин в полевой армии как бы отчуждался от гражданских прав, переставал быть членом общины и полностью подпадал под власть патрона-командующего. В качестве члена общины гражданин находился под защитой законов, народного собрания, полноправным участником которого он был, а также под покровительством обычного права и сакральных культов. Свидетельством тому служит упомянутое право провокации. Но, отправляясь в поход, римляне пересекали границу Рима, и это знаменовало их превращение из законопослушных и благочестивых граждан, которыми они предполагались внутри померия, в исполненных злобы грабителей, насильников и убийц. И в этом смысле воины как бы табуировались, а гражданская община отстранялась от действий своих членов, запятнанных кровью, четко противопоставляя себя военной организации. А связующим звеном между ними оставался только магистрат, наделенный империем.
Ограничение гражданских прав подтверждается закрытием на время военной кампании судов, отсутствием в войске собраний, права провокации (Cic. Leg. III. 6; Liv. III. 20.7) и случаями перехода на сторону противника воинов, высланных в дальние гарнизоны, которые уже переставали ассоциировать себя с римской общиной. Добавим сюда и регулярные сравнения в источниках воинской службы с рабством (Liv. II. 23. 2; IV. 5. 2; V. 2.4-12). Не потому ли в первые два века республики в войсках так часто вспыхивали бунты и восстания (см. тему 7, п. 3)?
Все это было характерно для периода формирования римского патрицианско-плебейского государства, когда мы не находим в сообщениях источников ни полной покорности, ни высокой воинской дисциплины как осознанного и опосредованного юридическими нормами поведения воинов и командиров (см. тему 12).
Ритуалы подготовки к войне в раннем Риме
Несомненно, переход граждан-общинников в состояние воинов-«неграждан», тем более происходящий ежегодно, не мог обходится без сакрального очищения (люстрации). Само слово происходит от глагола luo («очищать, освобождать, искуплять»). Иными словами,
166
она представляла собой очищение воинов от скверны кровопролития и одновременно искупала нарушение «божеского мира» (см. также: Мельничук, 2002. С. 73-87). Со времени Сервия Туллия люстрации с принесением в жертву кабана, барана и быка (Liv. I. 44. 2; Dionys.
IV. 22. 1-2) и совершением ауспиций проводились после каждого ценза и ежегодно после смотра набранных войск на Марсовом поле перед их выходом в поход.
В комплекс обрядов военизированной люстрации входили также многочисленные религиозные праздники, идущие из глубины веков и связанные с куриатно-родовым строем. Начинались они с конского ристания 28 февраля, посвященного Марсу Градиву - Эквирии. Сам Марс на колеснице возглавляет эти скачки (Ovid. Fast. II. 860-861), что свидетельствует о глубокой древности ритуала обожествления коня и всадника (Маяк, 1983. С. 116; Штаерман, 1978. С. 58). Остальные празднества, открывающие март - месяц подготовки к военной кампании, - также связаны в основном с Марсом и одной из древнейших жреческих коллегий - салиев (подробнее см.: Токмаков,1997 а; 2001).
Салии называются в источниках хранителями и стражами священного щита Марса Градива, который, по преданию, упал с неба в правление Нумы Помпилия (конец VIII в. до н. э.). В ознаменование чуда по приказу царя легендарный кузнец Ветурий Мамурий выковал еще 11 щитов, идентичных упавшему с неба формой и всем внешним видом, чтобы спрятать среди них настоящий и тем самым уберечь его от опасности похищения. Щиты округло изогнутой формы (вроде цифры 8) назывались анцилиями. За это Ветурия Мамурия салии чествовали в своих песнях (Dionys. II. 70. Plut. Numa. 13. 11; Ovid. Fast. III. 389-392). Среди объектов культа салиев можно встретить и Януса, и Юпитера, и Минерву, а также Ларов, Пенатов и целый ряд хтонических божеств, впоследствии заглохших и ставших архаическими и непонятными даже самим античным авторам.
Сакральные ритуалы салиев состояли из торжественных шествий членов этой коллегии через весь город. Первое шествие отмечается в источниках 1 марта, через день после Эквирий. По данным Иоанна Лида (Ioan. Lyd. Mens. IV. 49), 15 марта вновь происходило шествие и пляски салиев. Совершали эти пляски салии с оружием, которое состояло из медного нагрудника поверх вышитой пурпуром туники, медного пояса на бедрах, медного же шлема, меча и копья в правой
167
руке (Plut. Numa. 13; Dionys. II. 70. 2; Liv. I. 20. 4). По другим сведениям, это был жезл или палка, подобная копью, с набалдашниками на обоих концах. Во время шествий салии ударяли ею по священным щитам анцилиям, которые были важнейшим атрибутом их ритуалов. Тем самым они наглядно демонстрировали сохранность щитов, готовность общины возобновить договор с Марсом и побудить его возглавить преданное войско. Да и сами пляски салиев относятся к ритуалам пробуждения связанных с войной божественных сил. С той же целью привлечения внимания божеств перед салиями выступали «священные трубачи» (tubicines sacrorum).
Салии отправляли ритуалы в течение всего марта (Polyb. XXI. 13.12). Так, во время празднеств 9, 14 (Мамуралии) и 17 марта (Агоналии) салии с оружием и в сопровождении хора спускались процессией с плясками и песнями с Палатина на Форум, а затем обходили Рим по периметру древнейшего померия. Причем это было не просто шествие. Сервий сообщает, что они обходили алтари (Serv. Ad Aen. VIII. 285). Одним из них можно считать алтарь Геркулеса Ara Maxima около Форума, другим - алтарь Януса. Несомненно, были и алтари других древнейших родоплеменных богов, которые знаменовали сакральные границы города времен Септимонтия. Такой обход представлял собой разновидность магического круга. На пути следования салиев устраивались роскошные пиры, обильность которых со временем вошла у римлян в поговорку.
19 марта салии участвовали в празднике Quinquatrus (Fest. P. 305 L; Ovid. III. 809-847), посвященном Минерве. Во время этого праздника на Комиции в присутствии Великого понтифика и трибуна целеров салии совершали свои ритуальные прыжки (как явствует из «Фаст»). Тогда же производилось сакральное очищение оружия, но, возможно, только анцилий. 23 марта салии были главными действующими лицами в завершающем март сакральном обряде «очищения труб» (Tubilustrum) (Varro. LL. VI. 14; Fest. P. 480 L; Ovid. Fast. III. 849-850), который знаменовал окончательную подготовку римской общины к войне, а ее набранного к тому времени войска к выступлению в поход. Зафиксировано также присутствие салиев (и непременно с анцилиями) во время обязательной люстрации войска. Есть также косвенные данные, что салии принимали участие в церемониях и культах и по истечении мартовского срока, в частности, в обряде Регифугий 24 февраля и в культах Арвальских братьев.
168
Во время военного смотра на Марсовом поле воины по центуриям возносили торжественные клятвы и обеты богам. Адресатом этих клятв выступают опять-таки Марс Градив (Liv. II. 45. 14), покровительница молодежи призывного возраста Юнона Сорория (Liv. I. 20. 4) и Юпитер Феретрий (Fest. Р. 204 L), а также Янус как бог римских рубежей и покровитель их защитников. Судя по всему, именно Марс символизировал военный империй военачальника. Недаром перед отправкой в поход царь (а затем консул) входил в Регию, где хранились священное копье Марса (Cic. De div. I. 17; Plut. Rom. 29. 1; Clem. Alex. Protr. IV. 4. P. 35, 23 st.) и щиты-анцилии, и приводил их в движение со словами: «Марс, бди!» (Serv. Ad Aen. VIII. 3). (Кстати, самопроизвольное колебание копья Марса считалось предзнаменованием войны или стихийных бедствий -Liv. XXII. 1. 11; XL. 19. 2.) Сами обряды люстрации с вынесением квесторами из Регии щитов-анцилий и священных знамен вексилл знаменовали выход Марса в поход вместе с войском. Это повышало значение обрядовой стороны этих процедур и требования к лицу, ответственному за их правильность.
Верховными руководителями войска выступают Юпитер и Марс (Liv. II. 45. 14). Еще Ромул (который сам считался сыном Марса и был обожествлен под именем «мирного Марса» - Квирина, см.: Serv. Ad Aen. III. 35; VI. 895), по преданию, учредил на Капитолии на месте древнейшего убежища святилище Юпитеру Феретрию («Несущему победу») (Liv. I. 10. 6-7). Однако выдвижение Юпитера на первый план происходит все же в поздний царский период, в правление так называемой «этрусской» династии, когда на Капитолии при Тарквинии Гордом Юпитеру, Юноне и Минерве сооружается храм (Liv. I. 53. 3; Dionys. IV. 43. 2).
Изначальным покровителем воинов и символом могущества общины выступал именно Марс, особенно в ипостаси Марса Градива («Шествующего [в бой]»). Сперва это был бог всего живого, производительных сил природы с ярко выраженным мужским, творящим началом, что объясняет поклонение ему в земледельческом культе архаической коллегии Арвальских братьев (Штаерман, 1987. С. 65-67). Со времени республики Марс выступал в роли покровителя воинов, хранителя границ общины и символа ее военного могущества (Сморчков, 2001. С. 232 и след.; Sini, 1991. Р. 215).
169
Характерно, что и заканчивался ежегодный круг военных ритуалов в октябре по завершении кампании принесением в жертву Марсу головы коня после конских игрищ (October equus) (Ovid. Fast. IV. 231-234; Fest. P. 190 L). Обратное превращение отданных под власть богов и консульского империя воинов также обставлялось религиозными церемониями. Они были воплощены в обряде очищения оружия - Armilustrum (19 октября) (Varro. LL. VI. 22; V. 153; Fest. P. 17L; Ioan. Lyd. Mens. IV. 34). В тот день возвращавшиеся в город оскверненные пролитой кровью воины проходили мимо алтаря Януса и под «Сестриным брусом», где очищались от скверны убийства и вновь возвращались в лоно мирного гражданства.
Согласно легенде, в правление Тулла Гостилия и войны с Альба Лонгой победивший в поединке Гораций по возвращении в Рим заколол мечом свою сестру, помолвленную с одним из Куриациев и посмевшую выразить свою скорбь. Во искупление вины Горация при входе в Рим и был установлен «Сестрин брус» (Sororum tigillum). Р. Палмер справедливо связывает этот обычай с периодом господства еще куриатного строя (Palmer, 1970. Р. 137, 185). Алтарь Януса Куриация помещался недалеко от святилища Юноны Сорории (Dionys. III. 22. 5). Очень рано его культ был объединен с культом Квирина (Ianus Quirinus - Serv. Ad Aen. VII. 610). В гимне салиев Янус именуется «богом богов» и «добрым создателем» (Macrob. Sat. I. 9. 14-18). Характерно включение Януса в формулу объявления войны фециалами наряду с Юпитером (Liv. I. 32. 6-7; 10).
Итак, в Риме сложился целый комплекс ритуалов, обрядов и религиозных табу, связанный с приготовлениями общины к ежегодным военным действиям и уходящий корнями в глубины первобытности и родоплеменного строя. Вся жизнь римлянина была пронизана сакральными нормами, даже тогда, когда божественное право (fas) стало вытесняться из общественно-политической практики правом человеческим (ius). Римляне относились к своей военной организации с безмерным трепетом и пиететом, рассматривая ее не только как залог могущества и процветания civitas, но и как божественное установление, находящееся под пристальным покровительством богов и их непосредственным руководством. Поэтому всё, связанное с устройством, функционированием и управлением воинскими
170
силами, приобретало яркую религиозную окраску, а люди выступали не столько творцами побед, сколько исполнителями высшей воли богов. Отсюда такое повышенное внимание к ритуальной стороне подготовки войска, его организации, поддержания дисциплины и ведения военной кампании.
Подготовлено по изданию:
Токмаков В. Н.Армия и государство в Риме: от эпохи царей до Пунических войн: учебное пособие / В. Н. Токмаков. - М.: КДУ, 2007. - 264 с.
ISBN 978-5-98227-147-1
© Токмаков В. Н., 2007
© Издательство «КДУ», 2007
Тех, кого отобрали для службы в пешем войске, делили по трибам. Из каждой трибы отбирали четырех человек примерно одного возраста и телосложения, которые представали перед трибунами. Первым выбирал трибун первого легиона, затем второго и третьего; четвертому легиону доставался оставшийся. В следующей группе из четырех новобранцев первым выбирал солдата трибун второго легиона, а первый легион забирал себе последнего. Процедура продолжалась, покуда не набиралось 4 200 человек для каждого легиона. В случае опасного положения число воинов могло быть увеличено до пяти тысяч. Следует указать, что в другом месте Полибий говорит, что легион состоял из четырех тысяч пеших воинов и двухсот всадников, а возрасти это количество могло до пяти тысяч пеших и трех сотен конных легионеров. Было бы несправедливо сказать, что он сам себе противоречит - скорее всего это приблизительные данные.
Набор завершался, и новички приносили клятву. Трибуны выбирали одного человека, который должен был выступить вперед и поклясться повиноваться своим командирам и в меру всех своих сил исполнять их приказы. Затем все остальные также делали шаг вперед и клялись поступать так же, как он («Idem in me»). Затем трибуны указывали место и дату сбора для каждого легиона так, чтобы все оказались распределены по своим отрядам.
Покуда проходил набор рекрутов, консулы отправляли приказы союзникам, указывая требовавшееся от них количество войска, а также день и место встречи. Местные магистраты набирали рекрутов и приводили их к присяге - так же, как и в Риме. Затем они назначали командира и казначея и давали приказ выступать.
По прибытии в назначенное место новобранцев вновь делили на группы в соответствии с их богатством и возрастом. В каждом легионе, состоявшем из четырех тысяч двухсот человек, наиболее молодые и бедные становились легковооруженными воинами - велитами. Их было тысяча двести. Из оставшихся трех тысяч те, что помоложе, формировали первую линию тяжелой пехоты - 1 200 гастатов; находившиеся в полном расцвете сил становились принципами, их также было 1 200. Старшие по возрасту формировали третью линию боевого порядка - триариев (их еще называли пилами). Их насчитывалось 600 человек, причем независимо от того, какого размера был легион, триариев всегда оставалось шесть сотен. Число людей в других подразделениях могло пропорционально увеличиваться.
Из каждого вида войска (за исключением велитов) трибуны выбирали десятерых центурионов, которые, в свою очередь, избирали еще десять человек, которые также именовались центурионами. Избранный трибунами центурион являлся старшим. Самый первый центурион легиона (primus pilus) имел право участвовать в военном совете вместе с трибунами. Выбирали центурионов, исходя из их стойкости и отваги. Каждый центурион назначал себе помощника (optio). Полибий именует их «урагами», приравнивая к «замыкающим строй» греческой армии.
Трибуны и центурионы делили каждый вид войска (гастатов, принципов и триариев) на десять отрядов-манипулов, которые нумеровались числами от одного до десяти. Велиты распределялись поровну среди всех манипулов. Первым манипулом триариев командовал примипил, старший центурион.
